Нобелевская премия

После поездки на метро осталось ровно тридцать крон. За долгие годы я заработал сотни тысяч, а теперь у меня не осталось от них ничего. Деньги из моей комнаты в пансионе полиция наверняка конфисковала, а выяснить, что за ключ лежит у меня в тумбочке – от какой ячейки и в каком банке, – им тоже не составило труда.

– Видишь, они всё ещё несутся во весь опор, – отвлёк меня от тоскливых мыслей Димитрий, с гордостью владельца пройдясь вдоль шеренги своих компьютеров. – С разбегу таранят крепость твоего файла.

Я с признанием кивнул.

– И что? Есть какой-нибудь прогресс?

– А как же! Каждую секунду прибавляется по нескольку тысяч комбинаций, которые не срабатывают.

– И сколько времени уйдёт на комбинацию, которая сработает?

Димитрий пожал плечами.

– В brute-force-атакахтрудно предсказать. В принципе, это может случиться в любой момент. Как повезёт.

– Понял. – На моё везение рассчитывать особенно не приходилось.

Он сварил нам кофе, на сей раз это был хороший кофе, и мы сидели и говорили о старых временах. Вернее, говорил в основном Димитрий, который, казалось, рад был иметь наконец собеседника. Я узнал про некую Мону, с которой он пробыл вместе почти год, блондинку двадцати одного года, платиновую блондинку, волосы «вот досюда» – он показал мне рукой до своей поясницы. Представление об объеме её груди он тоже дал мне восхищёнными жестами. Однако по причинам, о которых он не стал распространяться, эти отношения закончились недели за две до того, как ему всё равно пришлось залечь на дно.

– Готовить она тоже умела, – вздохнул Димитрий с покорностью судьбе. – Она пекла мне даже блины и пироги, только представь себе. Да, это были времена! – Он задумчиво покачал головой, устремив взгляд на две иконы, которые, конечно же, присутствовали и на кухне. – Знаешь что? – вдруг пришла ему в голову мысль. – Давай-ка что-нибудь сварганим. С тестом я, к сожалению, обращаться не умею, но мы могли бы сварить борщ. Ради праздника.

Не успел я возразить, что в моей жизни не просматривается никакого повода для праздника, а борщ, к тому же, не относится к числу любимых блюд, как он уже был у холодильника и инспектировал его содержимое.

– Я быстренько сгоняю кое-что купить. Одна нога здесь, другая там.

И он мигом исчез. Я остался сидеть на кухне. Если дела и дальше пойдут так, как они шли до сих пор, то Димитрия арестуют именно сейчас.

Время шло, уличные фонари уже зажглись и были светлее неба, а он всё не возвращался. Хотя до торгового центра было пять минут ходьбы. Я отправился в гостиную, посмотрел на мониторы, по которым бежали колонки цифр и букв – быстрее, чем глаз улавливал их. Зрелище, вообще-то, впечатляющее.

Когда я смотрел на эти мелькающие значки, до моего сознания впервые дошла абсурдность положения. Ведь информация была в моих руках! Она была тут, на дискете, которую я нашёл! И всё же подобраться к ней я не мог, поскольку последовательность битов и байтов, цифр и букв была запутана до полной нечитаемости. Не было ни стены, ни решётки, ни запора – уж со всем этим я бы управился. Нет, это была особая загадка, неразрешимая без верного кода.

Димитрий наконец вернулся, нагружённый двумя тяжёлыми пакетами.

– Нету свёклы, – возмущался он, запыхавшись после подъёма по лестнице. – Эти шведские супермаркеты – жуть. Такая богатая страна, а овощные отделы – просто жалкое зрелище. – Он внёс пакеты на кухню. – Мы другое сварим, – крикнул он оттуда. – Солянку, ты не против?

– Давай, – отозвался я.

Следующие часы мы провели, нарезая соломкой лук и солёные огурцы, кроша ветчину и четвертуя оливки. По команде Димитрия все эти продукты один за другим отправлялись в кастрюлю, где уже давно варился бульон из большого куска супового мяса. А чтобы работа шла споро, в промежутки между этапами вклинивалось по стопке водки.

Впервые после смерти Инги я был рад перспективе напиться.

И в кухне, надо признаться, пахло всё вкуснее.

– Мой друг, – сказал Димитрий, снова наполняя наши стопки, – тебя что-то гнетёт. Я это чувствую.

– Жизнь, – уклончиво ответил я. – Мир. Всё в нём – тайный заговор, и мы находимся не на той стороне.

Он решительно помотал головой, не соглашаясь.

– Старая песня. Слыхали не раз. Должно быть и что-то другое. Друг мой Гуннар, ты сегодня не в духе, но это твой стиль: ты чёрная дыра. Тень во тьме. Чернее ночи. Твоё сердце в отчаянии, я это чувствую. – Он поднял стопку. – Расскажи мне, что там у тебя.

Я помедлил, но, в конце концов, рассказал ему всё. В отличие от Биргитты, Димитрий просто слушал меня, не перебивая и не докучая восклицаниями типа «да не может быть!», так что управился я быстро, хотя рассказывал ему детали дела подробнее.

После этого мы снова протрезвели.

Димитрий присвистнул сквозь зубы. Потом пробормотал какое-то заклинание, которое, насколько я понимаю по-русски, было связано с Богоматерью.

– Каких только нет подлецов, – сказал он после этого. – Уму непостижимо. Мир действительно сошёл с рельсов.

Его взгляд поискал икону и на какое-то время застыл на ней, как всегда, когда ему требовалось утешение. Я кивнул.

– Мир в руках сатаны.