Нобелевский лауреат по математике [СИ]

— Не сложилась почему-то у меня в жизни, — подводя итог, заключил рассказчик. — А начиналось так неплохо. Из-за нее все и пошло на перекос. Как будто кто проклял. После того случая только и делал, что кусал надкушенное, носил ношенное, а е…ал брошенное. Странная и непонятная штуковина эта наша жизнь. Как и математика. Я еще в школе не мог понять, почему в Пифагоровой теореме сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. Хотя, суммарно, катеты всегда длиннее. А, ты, к стати спросить, разгадал мою задачку по геометрии, которую я в стройотряде показывал.

— Без особого труда, — усмехнулся Герман. — В ней доказательством служит правило средней линии треугольника. Которая всегда параллельна основанию. Дальше, применяя признаки параллелограмма, все элементарно.

— Я не в математическом смысле подразумевал, а в жизненном, — произнес Генералов.

— В жизненном не пришлось, — нехотя отмахнулся Герман.

— Может так и лучше.

Генералов сходил во двор, вернулся со свертком в руках и положил на стол перед Германом.

— Компенсация за тот случай с деньгам, когда я подумал, что ты не чист на руку. Оказалось, что ты кристальный человек. Деньги я нашел через неделю.

— Где же они были? — с интересом спросил Герман.

— Я положил их в средний ящик комода, полный белья. Положил сверху. А, когда брал бритвенный прибор из верхнего ящика, то почти до конца, сначала выдвинул этот верхний ящик, а потом задвинул до упора. Он эти ничтожные сторублевки к внутренней стенке шкафа, как бульдозер ковшом, и припечатал. Когда обнаружил, тебя искал днем и ночью, но ты, скорее всего, уже уехал. Зря тогда тебя из квартиры выставил, незаслуженно.

Генералов достал из свертка наградной фамильный кортик и вложил Герману в руку.

— Думаю, тебе еще понадобится, — прошептал Генералов, — а мне уже ни к чему.

Герман осмотрел холодное оружие и положил на лавке, рядом с собой.

— Давай сделаем так, — предложил Виктору, — завтра уезжаешь со мной на Большую землю. Я тебя лечу и привожу в порядок. Будешь со мной работать. Я же помню ту историю с яблоком. Ты в нашей работе будешь мастером.

— Никуда уже не поеду, — прошептал Генералов, — мне жить, от силы, месяц. Но, за предложение, спасибо.

На следующее утро Герман, чуть свет, двинулся в обратную дорогу. До полустанка было около километра и Генералов вызвался проводить.

— Разомнусь немного, — пояснил Герману, — и о деле щепетильном потолковать хотелось бы.

На пол пути он остановился передохнуть, достал из кармана металлическую коробку из под индийского чая и надолго замер, как будто не решаясь начать разговор.

— О чем хотел поговорить на прощанье? Говори, а то раздумаешь. Время уходит, — решил помочь Герман.

— Так и быть, — махнул рукой Генералов, — с деньгами у нас туго. Помру скоро. Расходы будут не малые. Не хочу своих обременять напоследок. Они и так со мной намаялись.

Герман не дал договорить и достал толстый бумажник.

— Ты меня не так понял, — смутился Генералов, — я просить так и не научился. Даром не возьму ни гроша. Есть у меня золотые часы. Вернее, корпус от этих часов. Дай за него сколько в скупке дадут. Но, так, что бы ты не прогадал. Мне неловко и не будет. А, здесь продать не кому.

— Часы какой марки были? — поинтересовался Герман.

— Точно не припомню уже, — ответил Генералов. — «Победа» кажется. Сам посмотри.

Он достал из банки желтый часовой корпус и протянул спутнику. Герман положил часы на ладонь и внимательно осмотрел. Задняя крышка была желтого цвета. Верный признак, что часы золотые. У анодированных эта деталь выполнена из нержавейки. Стекла и циферблата не было. Корпус смят, а механизм сильно поврежден. Визуально марку определить было почти невозможно, но при тщательном обследовании специалистом уточнить не составляло труда. У каждой модели золотых часов свой индивидуальный вес и объем корпуса. «Лонжин» был тяжелее «Победы».

Он отсчитал положенную сумму и спрятал часы в карман.

Герман проезжал на дрезине мимо домика, в котором остался Генералов со своим семейством. Никто не помахал рукой на прощанье. Только два полосатых сытых кота на на стекле открытой форточки, серый и рыжий, презрительно смотрели вслед.

От легкого порыва ветра форточка закачалась, коты повернулись в его сторону и, на добрый путь, из далека, закивали головами.

Иллюзия движения создавалась за счет второй такой же пары котов, нарисованных точно в створе наружной пары, на стекле внутренней форточки. Получалось, что в этой мизансцене было задействовано четыре кота. А видимыми были только два.

— Сам Куклачев на такое не способен — пробормотал Герман.

Достал из кармана золотой корпус и, размахнувшись, бросил в блеснувшую болотную полоску воду. По водной глади побежали недовольные мелкие круги. Через секунду, когда рябь улеглась, от давней истории не осталось и следа.