Нобелевский лауреат

Десяток полицейских с трудом удерживали мрачную, оборванную и кричащую толпу, готовую в любой момент смести этот импровизированный кордон и ринуться вниз. Некоторые цыганки рыдали и сыпали проклятия, остальные просто галдели. Воздух буквально звенел от напряжения. Один из полицейских, держа в руках мегафон, повторял одно и то же: «Разойдись! Разойдись, вам говорю!», но никто его не слушал. Все порывались узнать, чем вот уже второй час занимаются в овраге криминалисты.

Беловская и Крыстанов, подъехавшие к оврагу, были вынуждены оставить машину довольно далеко от этого места, так как жалкое подобие дороги кончалось на окраине села и дальше терялось в буйной траве. Им пришлось обойти толпу, потому что они не смогли через нее пробраться. Их встретил мужчина с гладко выбритой головой, одетый в потертую кожаную куртку. Между пальцами у него дымилась сигарета. Это был инспектор Стоев, которого Ванда и Явор хорошо знали. Он улыбнулся им, но улыбка вышла какой-то кривой и беспомощной.

— Нормально добрались?

— Все в порядке, — нетерпеливо ответил Крыстанов и спросил, кивнув головой в сторону толпы: — Чего это они?

— Протестуют, — объяснил Стоев.

— Против чего?

— Требуют отпустить парней, которые его обнаружили. Я им объяснил, что мы их отпустим, как только допросим, но они и слушать не хотят. Хотя, по-моему, им этого мало. Но тутошние вдолбили себе в голову, что все они — подозреваемые, и мы их всех отправим в тюрьму. Поэтому и переполошились, к тому же вы ведь знаете, что все они тут связаны друг с другом. Даже тутошний мэр бубнил мне всю дорогу, что, видите ли, здесь все — родственники, и как бы цыгане не обиделись и не стали мстить остальным жителям села. В общем, бред!

— Почему бы вам не вызвать подкрепление из города? — спросила Ванда.

— А это и есть подкрепление, — инспектор головой указал в сторону полицейских. — Больше не дали. Говорят: ситуация не такая уж сложная, беспорядков нет, так что чего мы еще хотим?

— А труп? — спросил Крыстанов.

— Я думаю, что это не тот, кого мы ищем, но решили не трогать, пока вы не приедете. Остальное, как я вам и сказал: мужчина, возраст пятьдесят пять — шестьдесят лет, на затылке огнестрельная рана. Документов при нем не оказалось. Похоже на преднамеренное убийство. Кроме того, по всему видно, что застрелили не здесь, что доказывает положение его тела и то, что он абсолютно обескровлен. Сейчас пытаемся установить, как он здесь оказался. Ребята, которые его нашли и из-за которых весь этот цыганский балаган, обнаружили его в полвосьмого утра и сразу побежали доложить в местную управу, а уже мэр позвонил нам. Они утверждают, что шли в город, но, наверное, врут. Во-первых, город в другой стороне. А во-вторых, если они направлялись в город, то что они делали тут, под линиями электропередач? По-моему, они собирались красть провода со столбов. Здесь, в Малиново, только и делают, что воруют электропровода. В прошлом году один таким образом заживо сгорел, но думаете, это их остановило? Они ничего не боятся.

— Может быть, кто-нибудь из сельчан видел что-то или слышал? — спросила Ванда.

— Ну, это мы теперь начнем проверять, если вообще это возможно проверить. — Стоев вдруг увидел в руке окурок, бросил его на землю и стал топтать, словно надеясь, что грязь поглотит его без следа.

Они спустились в овраг, где все так же весело журчал ручей, хотя вода стала мутной от многочисленной грязной обуви полицейских, которые бродили здесь с самого утра. Труп был спрятан в кустах шиповника. Фотограф уже заснял его. Судебный медик тоже закончил свою работу и теперь примостился на нагретом солнцем камне и курил. Он ничего не добавил к тому, что уже сказал им инспектор Стоев, только уточнил, что труп столкнули вниз по склону, а когда он скатился, наспех замаскировали его в кустах шиповника.

Ванда присела на корточки рядом с убитым. Ей очень хотелось с первого взгляда определить, что Гертельсман и убитый человек не имеют ничего общего, что труп просто не может принадлежать нобелевскому лауреату. Открытые глаза серо-голубого цвета, голова — мокрая от того, что он лежал в воде. Он не был похож на Гертельсмана, но это не означало, что он не может им быть. Ванда никак не могла понять, что их отличает друг от друга. Разумеется, она никогда не видела писателя вживую, кроме того, хорошо знала, как быстро смерть изменяет человеческое лицо, словно единственная ее задача — доказать нам, что все человеческие существа схожи друг с другом.

«Смерть, — подумала Ванда, — наглядно демонстрирует всем нам, что мы сделаны по одному шаблону».