Ночь без алиби

- Ваши документы! - послышался строгий голос. Ответа я не разобрал. Кто-то пошатал боковой борт и пнул ногой в левый скат.

- Я не превышал скорости, - заявил водитель.

- На десять километров выше положенной!

- Ну, может, еще на пять, господин лейтенант, но уж на восемь никак, - оправдывался водитель.

Тут пошел разговор о правилах, о нарушениях и штрафах. Неужели это всего лишь патруль автоинспекции? Так оно и есть! Вскоре загудел мотор, со скрежетом включилась передача и грузовик поехал дальше. Приподняв брезент, я увидел обоих полицейских. Они смотрели вслед нашей машине и обменивались впечатлениями.

Колеса пожирали километр за километром. У меня вдруг задрожали пальцы и стали подергиваться веки. Напряжение последних недель начало сказываться.

Из низин редкими полосами стлался туман, напоминающий дымок осенних костров, когда сжигают картофельную ботву. Я продрог. Близился октябрь, а на мне был лишь костюм - мой любимый, серый, - который кто-то передал в тюрьму незадолго до следствия. Встречный ветер трепал брезент, задувая во все щели. Хотелось есть. Да, убежище необходимо как воздух. Следующий полицейский патруль наверняка уже оповещен о беглеце. Залезут в кузов, перевернут мешки с ящиками…

Может, лучше идти пешком, ночью по лесам, а днем прятаться? Нет, немыслимо. Сколько же это ночей придется шагать, красться, ползти и скрываться?

Нет, поеду дальше. Будь что будет. Надо ставить на одну карту, так, может, и повезет, только так! Начнем строить тайник!

У левого борта сооружаю стенку из ящиков, поверх набрасываю несколько полных мешков. В крайнем случае прижмусь к борту и завалю «стенку» на себя. Пострадает костюм, ну и пусть.

В одном из мешков обнаруживаю свежую морковь. Хоть что-то пожевать есть! Усевшись на ящик, грызу морковь и глазею на широкую асфальтовую ленту, которая разматывается за бортом. На западе верхушки деревьев уже воткнулись в солнце, как и полгода назад, весной.

Закончив службу в Народной армии, я ехал тогда в автобусе с документом об увольнении в кармане и радостными надеждами в сердце. Уволили меня с почетом, в звании унтер-офицера, предоставив выбор: остаться на сверхсрочную или же вернуться в сельскохозяйственный кооператив и осенью начать учиться на агронома. Я долго раздумывал, советовался с начальством и выбрал второе. Я люблю деревню, люблю запах вспаханной земли, росистую траву, спелые колосья пшеницы, животных…

Подъезжаем к Рабенхайну. Водитель теперь начеку и сбрасывает скорость. Влево отходит деревенская улица.

Метров через сто наш двор с большими дубами за хлевом. В конце улицы, на другой ее стороне, под островерхой серой крышей мансарда с двумя окнами - дом Мадера. За этими окнами комната Улы. Там я пережил свое недолгое счастье…

Мне хочется выпрыгнуть из машины, побежать к тому дому и сказать Уле: «Все это неправда, не верь! Я не виноват!» Мне хочется приласкать ее, утешить, защитить осиротевшую девушку. Она теперь совсем одна. Ее отца больше нет в живых.

Я как завороженный смотрю в сторону ее дома, а перед глазами зал суда и Ула на скамейке свидетелей, бледная, в черном костюме. Я чувствую на себе ее взгляд, вопрошающий, отказывающийся поверить в непостижимое, ждущий от меня ответа…

И я будто вновь слышу вопросы судьи к Уле, вопросы о самом интимном. Ула не ответила ему, не выдала сокровенного…

Справа, где трактир, начинается проселочная дорога. Она тянется через ноле и теряется в лесу. В ту июньскую ночь я пошел по ней вместе с отцом Улы, пошел, сам того не желая, из упрямства и, как оказалось, навстречу своей беде.

Почему я это сделал? Наверно, со зла и потому что напился. На следствии даже вспомнить не мог, сколько выпил. Да и гнев ослепил меня. Перед тем я хотел повидаться с Улой, а ее отец погнал меня со двора без всякой причины. Я было заупрямился, а он спустил собаку. Пришлось улепетывать, и отправился я прямиком в трактир. А потом, выпив для храбрости, решил снова пойти к Мадеру. Вышел из трактира и у ступенек, под фонарем, столкнулся с ним.

- Так ты согласен или нет? - крикнул я.

Он остановился и, прищурившись, посмотрел на меня ледяным взглядом. Я растерялся, хотел было объясниться. Ведь мы ладили с ним до сих пор. Он знал, что я люблю Улу, и не сказал ни слова против. До сегодняшнего вечера по крайней мере.

- Некогда, - буркнул он, не желая меня слушать, и направился к ступенькам. Я преградил ему дорогу. - Некогда, - повторил он и с угрозой добавил: - С Вайнхольдами мне больше не о чем говорить!

- Но Ула согласна…

- Оставь девку в покое, - сказал он резко.

Позади хлопнула дверь. Какие-то люди вышли на улицу и остановились, с любопытством прислушиваясь к нашему спору.

- Зайдем, выпьем по рюмочке, - предложил я.

Не хотелось продолжать разговор при посторонних. Пойдут по деревне кривотолки, а я терпеть не могу сплетен. Они прилипают крепче смолы. Как ни отмывайся, все равно что-то остается.

Мадер в раздумье упрямо покачал головой.

- Запомни, парень: моя дочь не для Вайнхольдов. Слава богу, еще не поздно. С такими негодяями, как вы, дела иметь не желаю.