Ночь без алиби

Фриц ушел, мать принаряжалась, чтоб пойти в гости на день рождения своей крестницы. Отец после праздничного обеда, наверно, как всегда, уляжется спать. Наконец-то я останусь один.

Но сегодня отец, как нарочно, сел в кресло возле своего шкафчика и не двигался с места. Время от времени он поглядывал на меня, словно желая узнать, долго ли я еще собираюсь оставаться в комнате. Мне надоело молчать и тоже подглядывать за ним. Я уже решил было идти к Уле, по тут отец рывком поднял голову.

- Вот что я тебе советую: брось-ка играть в полицию. Если хочешь остаться в деревне, дай людям покой, перебирайся к Мадерше и назови мне сумму выдела. - Он глубоко вздохнул.

- Послушаешь тебя, так можно подумать, будто ты и есть убийца, - сказал я, желая позлить его и отомстить за неприязнь к Уле.

Реакция его была неожиданной. Он скорчился, словно у него начались колики в животе, и вцепился костлявыми пальцами в подлокотники кресла. Ноздри раздулись, глаза вспыхнули. Прежде в таком состоянии он хватал палку и беспощадно лупил меня, пока мать не встревала между нами. При этом иногда и ей доставалось. Сейчас он тоже вскочил и схватил меня за грудки, но я легко оттолкнул его и поднялся. Он с ненавистью поглядел на меня, потом, кряхтя, плюхнулся обратно в кресло.

Меня его вспышка больше удивила, нежели взволновала. Пока он приходил в себя, скрючившись и тяжело отдуваясь, я размышлял над случившимся. От внезапной страшной догадки у меня даже холодный пот выступил. Никаких доказательств не было, но в эту минуту я почти не сомневался: либо отец имеет непосредственное отношение к убийству, либо по меньшей мере до того рад смерти Мадера, что не хочет, чтобы нашли убийцу.

В уме уже возникали другие догадки, строились новые версии, но времени сейчас для этого не было. Игра пошла ва-банк, я должен был все поставить на одну карту, но не открывать ее преждевременно.

- Согласен, съеду, - заявил я, стараясь быть как можно спокойнее.

Он посмотрел на меня из-под полуопущенных век, колеблясь, взвешивая мои слова. Столь быстрого успеха он, по-видимому, не ожидал.

- При одном условии, - добавил я.

Его тело напряглось, как перед прыжком, но он лишь выдавил:

- Каком?

- Отдашь мне долговую расписку от сорок пятого года.

- Ты что, спятил? Такой бумажки вообще нету.

- Есть. Подписанная твоим бывшим другом Фридрихом Мадером. Он получил тогда от тебя двух коров, свинью, причем супоросую…

Он слушал, не меняясь в лице. Надо его припугнуть! Иначе моя пуля уйдет в «молоко». Но где у него самое уязвимое место?.. Жадность! В расписке упоминались две овцы. Попробую-ка одну скрыть.

- …впрочем, свинья, кажется, была никудышная, - продолжал я.

На его висках набухли жилы.

- Она выкинула. Ни один поросенок не выжил. - Глаза его сверкнули негодованием.

- …затем он еще получил какую-то полудохлую овцу…

- Две лучших мериносовых, врун проклятый! - Смертельный испуг в его глазах сменился гневом.

Я его перехитрил. Этого он мне никогда не простит. Дожать, пока он не сменил тактику!

- …значит, две овцы, как ты сам признаешь. Далее - картофель, зерно, сено и кое-что еще. За что он получил это богатство по тем временам?

- За что, за что… Дурацкий вопрос. Он был моим другом.

- Почему же ты вдруг потребовал с него этот долг за день до его смерти?

- Такой был уговор: через двадцать лет.

- Ничего подобного… Для него это явилось полной неожиданностью… В расписке не было ни слова о сроке уплаты… Он мне сам сказал.

Я говорил не спеша, с многозначительными паузами, тщательно взвешивая каждое слово.

- Насчет срока уговор был на словах, мы вдарили по рукам при свидетелях.

- Так, так, на словах и по рукам! Да ты еще ни одной сделки в жизни не скрепил рукопожатием, все оформлял на бумаге; разве что кроме тех, где ты был должником и надеялся облапошить партнера… Когда ты собираешься предъявить Уле расписку?

- По-твоему, я должен выбросить свое добро на ветер? - В его взгляде затаился страх, как обычно, когда речь шла о деньгах и он опасался убытков.

- По мне, хоть на ветер. Так оно разумнее для тебя. Тем более что сделка была не совсем честной, скорее даже незаконной.

- Как ты со мной разговариваешь?! - вспылил он было, но, сделав над собой усилие, сдержался. - Хорошо, если ты непременно хочешь расписку, вычтем долг Мадера из твоей доли наследства.

Я расхохотался, громко, с издевкой. Пусть почувствует мое превосходство.

- Ну ладно, скажем, половину, раз уж это останется у родственников, - стал он торговаться.

Я пренебрежительно махнул рукой.

- Ни целиком, ни половину, ни четверть, ни одного пфеннига не заплачу тебе, Ты говоришь, Мадер тебе должен. Скажи, а на суде ты сможешь доказать свою правоту в этом деле? Ула не станет платить. Пожалуйста, подавай на нее в суд. Доказывай, опровергай мои свидетельские показания, которые я дам, разумеется, в пользу Улы.

Он сосредоточенно покусывал нижнюю губу.

- А как было дело с Коссаком, от которого тебе достался двор?

- Мой лучший друг.

- Лучшим был Фридрих Мадер. Значит, Коссак второй по счету. Может, ты и с ним поступил точно так же, как с лучшим?

- Мадер тебя настропалил.