Ночь, безмолвие, покой

Лариса Соболева Ночь, безмолвие, покой

* * *

Все не так, не так, как он мыслил. При всем при том не разочарование одержало верх, а злость, злость до скрежета зубов от временного бессилия. Но стоило только подумать, что все же своими мозгами сделал расклад, он наполнялся уверенностью.

Вынув обойму, он заменил холостые патроны на боевые, засунул пистолет за пояс и отер пот с лица. Все проделал быстро и не суетливо. И замер.

Ночь, безмолвие, покой… Это теперь не для него, это будет потом, если останется жив, а пожить собрался еще лет эдак пятьдесят, можно больше, он не против. А сейчас минутная пауза нужна на вдох. Решение он принял твердое, но требовалась решимость на первый шаг, после которого его уже никто не остановит. Пауза – мизерная передышка после длительной гонки, гонка подошла к концу, теперь стоит вопрос: кто кого? А началась…

1

Лето – пора дохлая. В смысле работы не валит. Либо невезение преследует, скалясь за спиной, дескать, никуда не попрешь, пока я не захочу отступить. Либо судьба обленилась, лишний раз не шевельнет своим судьбоносным пальчиком, чтобы облегчить житие подшефного. На данный момент житие состоит из слова «нет». Работы нет, денег нет, жены нет (ушла к другому), перспектив практически нет, настроения нет. Откуда ж ему взяться, настроению, при столь мощном заграждении из нет-нет-нет? Тоска…

Ко всем этим неприятностям Никиту Старцева настиг еще один удар – убили приятеля. Накануне поставили перед фактом: убит, завтра похороны в одиннадцать, на все вопросы – слезы жены Валерки. А ведь оба решили объединить осенью свои фирмы под одной крышей (не бандитской, разумеется), у Валерки – ЧОП, у Никиты – детективное агентство. И вдруг на тебе: всем планам хана!

Раньше, сталкиваясь с ритуалами, на ум не приходила злая мысль, мол, как же мало требуется времени, чтоб закопать человека. Катафалк, автобус, легковые машины, венки, оркестр, дозированные слезы (у многих) – все за какой-то час. Потом опять автобус, дорога… Никита и понять не успел, вникнуть в происходящее, осознать потерю, а уже пора выходить из кафе. Лису жалко, но он не подошел к ней, рванул за Капустиным на улицу, крикнув:

– Дмитрич, подождите!

Тот приостановился, слегка развернувшись, когда Никита подбежал к нему, продолжил путь к машине, спросив:

– Чего тебе?

– О Валерке хотел спросить, я только вчера вечером узнал… – шел за ним Никита. – Дурацкая смерть. Версии есть?

– Ни одной убедительной.

– Значит, все же есть.

Эдуард Дмитриевич открыл дверцу, сел в авто, замер на минуту, поигрывая ключами, потом поднял маленькие, глубоко посаженные глаза:

– Зайди дня через три… а лучше через недельку, может, что-то прояснится.

Никита постоял немного, глядя вдаль, куда уехал Дмитрич, да на солнцепеке, к тому же подогретому изнутри, долго не выстоишь. Он поторопился в тень, где прохлады не было, но все же хоть какое-то укрытие от палящего солнца. К его радости, подъехала маршрутка, иначе он рухнул бы на тротуар, как забулдыга.

Проспал до вечера, как говорят, без задних ног – абсурдное выражение, по мнению Никиты, как будто у человека есть еще и передние ноги. Проснувшись с тяжестью в теле и голове, он долго входил в реальность, вспомнил утро – захотелось выпить, забить спиртным состояние внутренней разрухи. Но Никита относится к тем редким людям, которые употребляют алкоголь лишь по поводу и категорично отвергают опохмелку. Он закинул руки за голову и лежал, изучая потолок, мысли крутились в основном пессимистичные или вообще отсутствовали до тех пор, пока не раздался звонок. Никита сначала не хотел ни с кем говорить, но, в конце концов, решил, что это может быть полезный звонок, протянул руку, нащупал трубку. Голос оказался мужской, незнакомый и ультимативный:

– Вы Никита Прохорович Старцев?

– Я.

– К вам обратится женщина, не оказывайте ей услуг.

– Что за женщина? Как ее имя?..