Ночь Безумия

– Да в одном только Этшаре жителей больше сотни тысяч, – повернулся к нему Йорн. – А сколько точно, никому не известно.

– Могут знать маги, – предположила Рудира.

– Мой наставник говорил, если бы не маги, город так не разросся бы, – вставила Шелла. – Это магия не дает загнивать воде, сохраняет от порчи продукты и очищает сточные канавы.

– Жрецы тоже этим занимаются, – мягко возразила незнакомая Ханнеру пожилая дама.

– Все это весьма интересно, – вмешался лорд Фаран, – но вернемся к делам. Нас здесь тридцать четыре, и у каждого свой талант. Все мы можем передвигать мелкие вещицы простым усилием воли, но кое-кто способен на большее. Думаю, будет полезно узнать, кто что делает и насколько хорошо. Итак, кто тут летает?

Раздалась дюжина голосов, поднялись руки. Лорд Фаран гаркнул, перекрывая шум:

– Кто летает – пожалуйста, отойдите туда! – Он махнул в сторону окон. – Кто не летает – туда! – Он показал на дверь, ведущую в бальный зал. – Кто не знает, пожалуйста, оставайтесь у стола.

– Я могу оторваться от земли, – сказала женщина, помянувшая жрецов. – Но скорее плыву, чем лечу.

Фаран взглянул на нее.

–Как тебя зовут?

– Алладия из Гавани.

– Алладия. Спасибо. Пока постой у стола.

Она послушалась.

Шелла тоже направилась к столу, Ханнер – за ней. Он оказался рядом с Алладией.

– Я – лорд Ханнер, – представился он. – Рад познакомиться.

– Лучше бы при других обстоятельствах. – Алладия мрачно смотрела, как чародеи расходятся по местам.

– Ты предпочла бы не быть чародейкой?

– Вот именно.

«Весьма интересно, – подумал Ханнер. – Возможно, если я пойму других, то пойму и Альрис».

– Это из-за угроз правителя? – спросил он. – А если бы никто не знал – тогда как?

Алладия обернулась и посмотрела ему в глаза.

– И тогда тоже, – сказала она.

– Но почему? В конце концов ты ведь овладела магией – и безо всякого служения или ученичества.

– Магией я владела и раньше! – сердито ответила Алладия. – Я была жрицей!

– Жрицей? – переспросил Ханнер. Чародейство взаимодействовало с волшебством и ведьмовством; значит, могло взаимодействовать и со служением богам.

– Именно. И – да позволено мне будет похвалить себя – очень неплохой жрицей. Но с тех пор, как у меня в голове завелось это, боги не слышат меня. Простейшие молитвы не находят отклика! Я пыталась обращаться к Унниэль, хотела спросить ее, что изменилось, но даже она не вняла моим мольбам!

– Унниэль? – Имя почему-то казалось знакомым.

– Унниэль Милосердная. С ней проще всего иметь дело. Даже ученик может говорить с Унниэль. Но с позапрошлой ночи я этого не могу! На мой зов откликались даже Ашам и Говет, а сейчас мне не дозваться и Унниэль!

– И ты считаешь, это потому, что ты чародейка?

– Ну конечно. Почему бы еще? Что-то обрекло нас на это проклятие, и боги отвергли меня. Прежде я могла открывать врата между мирами, исцелять недужных, любая тайна становилась известна мне; ныне я заставляю летать по комнате тарелки. Как по-твоему – равноценный обмен?

– Нет, – признал Ханнер.

Прежде чем он успел что-нибудь добавить, Фаран призвал к вниманию.

– Я вижу десятерых нелетающих, тринадцать летунов и одиннадцать тех, кто сам не знает, – объявил он. – Давайте теперь поможем этим одиннадцати разобраться в себе. Ханнер, будь добр отойти.

Ханнер взглянул на Шеллу и Алладию, но от стола отошел.

– Кстати, Ханнер, – заметил ему Фаран, – если не возражаешь, подожди в гостиной с Мави и Альрис. А когда Манрин и Ульпен спустятся, пошли их сюда.

– Ты хочешь оставить здесь только чародеев.

– Верно, мой мальчик. Нет смысла устраивать толчею.

Ханнер колебался. Сейчас он вполне мог бы признаться, что тоже чародей, – он ведь и должен был признаться в этом, разве нет? Рано или поздно правда выйдет наружу. Но признайся он – и его ждет ссылка или смерть, или он окончательно ввяжется в интриги дяди Фарана и уже никогда не вернется в свою собственную комнату, свою собственную постель во дворце.

Он поклонился, ободряюще потрепал Шеллу по плечу и вышел, закрыв за собой дверь.

– Что они там делают? – спросила в гостиной Альрис.

– Сортируют чародеев, – ответил Ханнер. – Выясняют, кто что может.

Мави поежилась. Ханнер удивленно взглянул на нее.

– Прости, – сказала она. – Я знаю, они просто люди и не просили, чтобы на них наложили это заклятие, ни вообще чего-то подобного, но с ними мне как-то... тревожно. Даже с вашим дядей и бедняжкой Панчей. Это что-то такое... – Не в силах найти точные слова, она развела руками.

Вот и еще одна причина не признаваться в чародействе, подумал Ханнер. Он не хотел волновать Мави – и уж тем более не хотел, чтобы она сочла его отвратительным.

До сих пор он не понимал, какие чувства испытывает девушка.

– Жрец говорит, Панча больше не человек, – вздохнула Мави.

– Алладия так говорит?

Мави удивленно моргнула.

– Н-нет... Кто такая Алладия?

– Жрица, ставшая чародейкой. – Ханнер показал на дверь столовой. – Она там. А о ком говоришь ты?

– О жреце, который утром пробовал лечить Панчу. Он сказал, призванная им богиня не считает, что Панча человек!