Ночь будет спокойной

Ф. Б.В твоем фильме Адриана отчаянно, яростно сражается за то, чтобы достичь оргазма, освобождения… Но возникает вопрос, не транспозиция ли это твоего личного опыта, возможно ли, что ты, как мужчина, сам сражался за то, чтобы помочь женщине« освободиться», но твои усилия оказались тщетны…

Р. Г.Да, разумеется, мне доводилось биться головой об стенку. Мне было тридцать, и я сражался… Да, как Адриана в фильме, а точнее, как Ренье, который терпит неудачу… Невозможность давать — вот что ужасно…

Ф. Б.Не для того ли ты выбрал метафору сексуальности, чтобы выразить свою собственную эмоциональную неудачу?

Р. Г.Не думаю, что это про меня. Может, я слишком сильно любил однажды, чтобы все начинать снова… Может, сейчас у меня уже маловато осталось от того, что можно дать… Не знаю. Одно очевидно: те, кто слишком превозносит какую-либо идею или любовь, обрекают себя на неудовлетворенность, как и в любой погоне за абсолютом… Таков Ренье, но в «Цветах дня»…

Ф. Б.«С материнской любовью жизнь дает вам на рассвете обещание, которое потом никогда не выполняет…» Которое не может выполнить ни одна женщина?

Р. Г.Да, да, я знаю, что написал это, спасибо…

Ф. Б.Вернемся к дефициту любви.

Р. Г.В каком контексте? Что это значит?

Ф. Б.Ничего. Просто вернемся к этому вопросу.

Р. Г.Ну что же, вечный поиск, ожидание, погоня за счастьем — это сама ситуация человечества в ходе всей его истории, как в его отношениях с абсолютом, с Богом, так и с теми, кого называют «великими людьми» и которые пытаются его удовлетворить…

Ф. Б.Отсюда и «Пляска Чингиз-Хаима»?

Р. Г.Лили… Я воспользовался древней кавказской легендой и аллегорической немецкой гравюрой начала XX века; человечество на ней изображено в виде принцессы, повелевающей казнить всех любовников, которые ее не удовлетворяют… Эта гравюра висела у нас в квартире в Вильно, когда мать руководила швейным ателье… Лили, неудовлетворенная принцесса, и Флориан, ее верный слуга, символизирующий смерть… Несчастная маленькая королева созидания странствует по лесу в поисках суперсамца, мачо,Сталина, Гитлера, Перона и всяких прочих полковников, а ее лишь трахают в хорошо известном мужском понимании этого термина… И не мачосделают ее счастливой…

Ф. Б.Тема дефицита любви, мужчины, неспособного любить, неудовлетворенности, фрустрации становилась все актуальнее, все шире…

Р.Г. Отсутствие любви занимает много места.

Ф. Б.И как же ты с этим справляешься?

Р. Г.У меня есть сын. Он не дает расслабиться.

Ф. Б.Я не хотел бы расставаться с тобой, не услышав, что ты можешь сказать о странном персонаже, который проходит почти через все твои романы… Это Барон.

Р. Г.А!

Ф. Б.Он появляется как авторская подпись в совершенно непохожих романах, вызывающе неизменный, джентльмен до кончиков ногтей, всегда в одном и том же наряде, всегда безукоризненно опрятный, и его единственная забота среди всех передряг Истории — это не запачкаться…

Р. Г.Да, это прекрасная душа.

Ф. Б.Пораженный немотой, он всегда над схваткой и, уступая природе, произносит всего лишь несколько слов — в «Большой вешалке», «Цветах дня», «Корнях неба», — чтобы выразить глубокую и насущную потребность человека… Он говорит: «Пи-пи!»

Р. Г.И «ка-ка!» тоже. «Ка-ка» тоже, без этого нельзя, даже элитарной личности.

Ф. Б.У него с собой всегда несколько фальшивых паспортов и рекомендательные письма от весьма высокопоставленных особ.