Ночь длинных ножей

Когда тот сунулся в третий раз, американец вдруг понял, что горец, несмотря на свою откровенную дикость, вряд ли решится бросить, потому что заложник слишком дорог. Поэтому Майкл выпрямился, ошпарил злобным взором мучителя и витиевато выругался. Хоть он бранился на английском, чеченец понял, что его грязно обругали, сверкнул очами, взвесил гранату. Выкрикнул:

— Й-эх!!!

И швырнул ее.

Майкл зажмурился, приготовившись умереть. А потом понял, что чеченец просто имитировал бросок.

— Боишься, да? — по-русски крикнул чеченец. — Блядь, да. Амеркан. Здесь не Америка! Хо!

Майкл в очередной раз убедился, что к европейцам и американцам местные жители испытывают далеко не сыновние чувства и далеко не всегда преисполнены благодарности и признательности. Это относится не только к дикарям, но и к птицам полетом повыше. Майкл перед поездкой читал много материалов. И отлично помнил речь президента Ичкерии Аслана Масхадова на заседании Совета Министров Чечни. Она была произнесена в девяносто восьмом, перед началом боевых действий:

"Самое грубое нарушение нашей Конституции, когда в государстве существуют две идеологии — традиционная мусульманская и ваххабизм. Внедрение ваххабизма — это нарушение основ государственного строя. Они хотят бросить в пекло свой народ.

Мы должны смотреть в корень, что за этим стоит. Сегодня это американская политика через Саудовскую Аравию. Россия уходит, теряет позиции на Кавказе. На Кавказ заглядывается Америка. А как? Через Чечню. Поддаваться этой политике ущербно для чеченцев. Слишком увлекаться Америкой или Западом — ущерб для нашего народа, поскольку они опаснее России".

Майкла злила эта дикарская глупая гордость. Они до сих пор думают, что могут жить сами по себе и быть свободными от всего мира. Это их горькое заблуждение. Кавказ — слишком серьезный регион, чтобы оставить его в покое. Это не Острова Зеленого Мыса. Здесь разыгрывается большая игра. Здесь нефть и точки мощнейшего геополитического напряжения.

Однажды широкоплечий охранник с рябым лицом спустил в корзине магнитолу с треснувшим корпусом. И Майкл почувствовал прилив признательности к своим мучителям. Эта забота неожиданно тронула его.

— Слушай на здоровье, Амеркан, — сказал рябой.

Майклу выделили пару одеял. Одним он накрыл дощатый топчан, а другим прикрывался по ночам. Снаружи днем было жарко, по ночам становилось порой прохладно, но в бетонном мешке температура круглосуточно была терпимая. Основное время Майкл проводил, съежившись на топчане, и, поймав по радио какую-нибудь программу, тупо ее слушал.

Самое страшное, что он привыкал к такой жизни. И она даже начинала его устраивать. Главное, в ней не было перемен. Все мысли о будущем он научился отводить от себя и отодвигать куда-то на задний план сознания.

Так прошло четыре дня.

— Меркан, вылазь, — крикнул рябой охранник, открывая люк и просовывая деревянную лестницу.

— Куда? — непонимающе спросил Майкл.

— Вылазь, вылазь, — заголосил рябой так, как подгоняют стадо.

Руки скользили по перекладинам лестницы и дрожали, колени едва держали, но Майкл все же выбрался наружу, больно стукнувшись лбом о край люка. Покачиваясь, он распрямился и вдохнул широкой грудью свежий воздух.

Над подвалом, где сидел Майкл, был навес, под которым лежали какие-то железяки, дырявые покрышки от грузовика и сельхозинвентарь. В стороне стоял длинный дощатый стол и лавки. Справа была обширная огороженная территория, на которой держали скот, но сейчас он был на выпасе. Вокруг простиралась, насколько хватало глаз, степь, вдали маячили холмы и горы. Около уродливого длинного дома стояли ржавый разбитый грузовик и старая «Нива». На пятиметровой вышке, грубо и неэстетично сколоченной из досок и картонок, сидел под навесом часовой, держа между ног ручной пулемет.

Майкла внимательно разглядывал высокий, мрачный, с мясистым толстым лицом, лет тридцати пяти бородач, прокаленный здешним немилосердным солнцем и почему-то белобрысый. В его маленьких колючих глазах читалась насмешка.

— Янки, — хмыкнул белобрысый удовлетворенно, будто вовсе и не американца ожидал увидеть.

И Майкл почувствовал, что этот белобрысый черт — самый старший в банде. Двое охранников — рябой и дегенерат — стояли поодаль.

— И за такую овцу можно получить хороший бакшиш, — насмешливо воскликнул белобрысый.

— Мои платить выкуп, — заволновался Майкл.

— Выкуп? Ты что, американец… Я не торгую людьми… У Майкла упало сердце.

— Ты мне нужен для другого.

Майкл, хоть с трудом, но научился понимать русский язык. И отлично понял, что нужен белобрысому не для выкупа. Но тогда для чего? И тут он вспомнил, что повстанцы используют людей для разборки на внутренние органы. Он похолодел.

Бред! Зачем воровать гражданина Америки на внутренние органы, когда здесь своих, местных, немерено, или пленных русских солдат! Нет, так можно додуматься до чего у годно…

— Садись, гусь заморский, — белобрысый показал на лавку рядом со столом, и только сейчас Майкл заметил, что на столе полно еды. Он жадно сглотнул. С утра его не кормили. И, кроме того, надоела однообразная пища.