Ночь длинных ножей

— Ох ты. Это что-то новое. Тогда что?

— Обмен…

— На кого?

— Бек-Хан Гадаев.

— Волк! — воскликнул Алейников.

— Его называли и так.

Мелкий брат, сидевший за столом рядом с Алейниковым, услышав имя Гадаева, сжал пальцы в кулак.

— Знакомое имя, — произнес Алейников. — Почему вы думаете, что мы его отдадим?

— Доктор нужен вам или нет?

— Откровенно? — Алейников криво усмехнулся. — Если вы отрежете ему уши и голову, я не обижусь.

— Но твои начальники обидятся. Включи телевизор, поймешь, что он вам нужен.

— Что же, ты прав…

— Так что, будем меняться?

— Ты понимаешь, что я эти вопросы не решаю, — произнес Алейников.

— Я знаю, что ты человек маленький, — усмехнулся Таларов. — А ты доложи большому начальнику. Пусть большой начальник решает. И пусть большой начальник думает, нужна ему вражда с Америкой или не нужна.

— А если я встану и уйду?

— Они найдут других людей. Более благоразумных.

— Кому и зачем понадобился Гадаев?

— Не знаю.

— Что ты вообще знаешь, посредник?

— Я не хочу много знать. Кто мало знает, мало может сказать.

— Тут ты прав. Как докажешь, что не врешь про янки?

— Возьми, — чеченец протянул Алейникову видеокассету, которую держал на столе.

Алейников взял кассету, постучал по ней пальцами. В потертой коробке кассета «Сони» на три часа. Ему вдруг показалось забавным — на том конце Земли, в суперсовременных, оснащенных по технологиям будущего цехах сработали эту вещицу, а теперь в горах, живущих по феодальным устоям, на нее записывают речь раба.

«Мысли дурацкие лезут в голову», — одернул он себя.

— Что передать, если спросят? — бросил на него вопросительный взгляд Таларов.

— Если спросят, передай, что маленький человек подполковник Алейников обязательно доведет твои слова до ушей больших людей. И пусть большие люди думают, что делать.

— Я передам, — кивнул Таларов.

— Будут новости, сообщу через Шимаева.

Алейников поднялся с лавки.

— До встречи. Мусса.

— До встречи, — кивнул тот, кланяясь.

— Гадаев. Тот самый? — спросил Мелкий брат, когда машина тронулась и вывернула на дорогу.

— А какой же еще? — отозвался Алейников.

— Ничего себе.

— Друг бен Ладена, а не хрен с бугра, — хмыкнул Алейников.

Бен Ладен, афганский террорист номер один в мире и личный враг каждого американца, имел личное состояние три сотни миллионов долларов, и из них только сотню миллионов он поклялся оставить семье, а оставшееся истратить на поддержание исламских террористических организаций. В июле 1999 года он приезжал в Чечню. Там он встретился с вице-премьером самопровозглашенной республики. Посетил учебные центры Басаева и Хатгаба, оставшись довольным учебным процессом. Прошелся и по полевым командирам. В том числе встретился с Гадаевым. Они беседовали около часа и остались довольны, найдя друг в друге искренних защитников веры.

Алейников и Мелкий брат впервые встретили Гадаева-Волка в девяносто девятом, когда чеченцы вторглись в Дагестан. А села Чабанмахи и Карамахи в Ботлихском районе Дагестана объявили о создании ваххабитской республики.

Годом раньше «ваххабитская общественность» в этих селах разоружила милицию и практически изгнала со своей территории законную власть. На применение силы тогда никто не решался. Наоборот, замирять власти Дагестана и мятежников отправился тогда бывший министр внутренних дел Степашин. В Чабанмахах он встретился со старейшинами этого ваххабитского осиного гнезда, договорился о мире и согласии и накатал докладную всенародно избранному Президенту Ельцину, который в очередной раз завалился в Центральную клиническую больницу, как в берлогу, и судьба какого-то Дагестана его интересовала не больше, чем пыльные бури на Марсе.

Алейникову как-то попалась на глаза копия этого судьбоносного письма:

"О ситуации в Республике Дагестан и мерах по ее нормализации.

Глубокоуважаемый Борис Николаевич!

В соответствии с Вашим поручением в период 2 — 3 сентября 1998 г, для уточнения обстановки на месте и выработки практических мер реагирования мною осуществлен выезд в Республику Дагестан.

В ходе состоявшихся встреч с руководителями республики, религиозными и общественными деятелями и представителями различных групп населения наиболее остро поднимались вопросы тяжелого социально-экономического положения региона и — как следствие — сложной криминальной обстановки.