На следующий день страна отмечает День национальной скорби; президент Гинденбург принимает национал-социалистского канцлера. После обмена приветствиями Гитлер передает маршалу просьбу Рема. Гинденбург бросает короткое «нет», и Гитлер молча принимает эту пощечину, доставшуюся ему по милости Рема. Он знал, что получит ее, как знает и о том, что фон Папен прощупывает настроения военных. Вмешаются ли генералы Бек, Рундштедт и Вицлебен, если потребуется избавиться от СА и их нацистских покровителей? Но офицеры колеблются, некоторые даже отказываются обсуждать этот вопрос. В конце концов, военный министр и офицеры, занимающие ключевые позиции на Бендлерштрассе, – это люди одного круга. Более того, они подчиняются только Гинденбургу, а Гинденбург пока еще жив. Он принимает знаки почтения от национал-социалистского канцлера и отвергает предложения Рема. Естественно, если они будут приняты, если СА взбунтуются... Но Гитлер этого не допустит.
Через несколько дней Гитлер устраивает праздник для рейхсвера. Но он также хочет добиться согласия между армией и СА. Он нуждается в них обоих. 28 февраля он устраивает крупное совещание на Бендлерштрассе, на которое приглашаются все высокопоставленные чины СС и СА. На совещании присутствуют Рем и генералы рейхсвера.
Гитлер встает, глядя прямо перед собой. Он единственная точка соприкосновения для всех присутствующих в зале, для обоих враждебных лагерей, и он хочет убедить их всех. Он говорит медленно, делая многочисленные паузы, выделяя отдельные фразы. Он хочет, чтобы аудитория слушала его очень внимательно.
«Германский народ ждут очень тяжелые времена». Этими словами Гитлер начинает свою речь, и, хотя в зале стоит абсолютная тишина, можно почувствовать, что все изумлены. Это заявление полностью противоречит всем тем картинам прекрасного будущего, которые фюрер рисует перед ликующими толпами народа во время своих публичных выступлений. «Нацизм ликвидировал безработицу, – продолжает Гитлер, – но, когда государственные заказы будут выполнены, – скажем, лет через восемь, – наступит экономический спад. Чтобы избежать этого, есть только одно средство – расширение жизненного пространства для растущего населения». Офицеры слушают, и на их лицах, которые привыкли сохранять абсолютно бесстрастное выражение, как это требует воспитание, застыло изумление. «Западные страны никогда не уступят нам этого пространства, – продолжает Гитлер. – Поэтому может возникнуть необходимость нанести несколько решительных ударов – сначала на Западе, потом на Востоке».
Эта речь была произнесена 28 февраля 1934 года. Гитлер уже вызывает духов войны. Впрочем, никто из присутствующих офицеров этого не понял. Никто о них не говорит. В те годы, впрочем, проекты Гитлера были еще тайной для всех. Некоторые подумали, что он нарисовал апокалиптическую картину, чтобы убедить СА уступить армии. Много лет спустя в 1945 году офицер, помнивший это совещание, рассказал о нем фон Бломбергу. Тогда они оба были уже пожилыми людьми, на которых время наложило свой суровый отпечаток. Они стояли, наблюдая за американскими часовыми, которые охраняли лагерь, в котором они находились, и вспоминали тот день, когда Гитлер впервые рассказал штурмовикам и военным о своей концепции молниеносной войны, или блицкрига, с целью завоевания жизненного пространства. Но кто бы мог подумать тогда, что этот человек, который только что захватил власть, окажется столь упорным в борьбе за достижение своей цели? В феврале 1934 года люди, слушавшие Гитлера, ждали от него не объявления войны, а предложений о том, как разрешить конфликт между СА и рейхсвером, угрожавшим существованию нового рейха.
Гитлер замолкает. Он пока еще говорил только о темном военном будущем, а должен был попытаться уладить трудности, с которыми нацисты столкнулись сейчас. Он снова заговорил, тихим голосом, обобщив военное прошлое. Он довольно долго распространяется на эту тему. Неожиданно он поворачивается к Рему и замечает строгим голосом: «Мы создали милицию не для того, чтобы она защищала какой-нибудь один маленький клочок земли». Но Рем сделал вид, что не понимает, на что намекает фюрер. На его вспыхнувшем лице застыло выражение подчеркнутого безразличия; он смотрит в потолок. Гитлер повышает голос. Он по-прежнему обращается к одному Рему, и его слова наносят удар по амбициям Рема: «СА должны ограничиться одной только политической деятельностью». Голос Гитлера звучит очень твердо. «Военный министр, – продолжает он, – может поручить СА охрану границ или предварительное обучение новобранцев».