Ночь длинных ножей

Вне всякого сомнения, чины рейхсвера с подозрением наблюдали за тем, как вооружаются части СС. Вскоре после «Ночи длинных ножей» фон Бломберг признался, что эсэсовцы получили столько оружия, что его было достаточно, чтобы оснастить целую дивизию. Эти данные расходятся с заявлением Бломберга, будто бы рейхсвер является «единственным оруженосцем» нации. Этот термин имел лишь символическое, а не практическое значение. Дело в том, что, по условиям Версальского договора, рейхсвер мог выполнять лишь полицейские функции. А на период, относящийся к 30 июня 1934 г., функции эти, в связи с реформированием рейхсвера, были у него изъяты. Установлено, что, согласно воле фюрера, войска не должны были вмешиваться во внутриполитические конфликты, как это произошло при кайзере во время забастовок в Рурской области. Военное командование поняло, почему были использованы части СС.

КРОКОДИЛЬИ СЛЕЗЫ

Некоторое время спустя после событий 30 июня у партийного руководства, включая Гитлера, создалось впечатление, что с руководством СА напрасно обошлись так жестоко. Особенно тяжелым было положение Рудольфа Гесса, заместителя фюрера. Именно его обвинили в том, что произошло. Чтобы как-то загладить свою вину, руководство национал-социалистической партии постаралось значительно улучшить экономическое положение уцелевших, жен и детей погибших. Так, в числе расстрелянных 30 июня оказался группенфюрер СА фон Детген. 9 июля 1934 г. вдову фон Деттена посетил Рудольф Гесс. Он сказал ей, что не знал о смерти ее мужа и пообещал восстановить его доброе имя.

За все, что произошло в «Ночь длинных ножей» и последующие два дня, Гитлер принял ответственность на себя. А между тем фюрер был в крайней степени подвержен внешнему воздействию, о чем писал в своих мемуарах его адъютант, впоследствии генерал Госбах: «Он гораздо охотнее выслушивал клеветников, чем надежных, отличавшихся рассудительностью лиц»[113].

Госбах разделял мнение Эрнста Рема, который еще в 1928 г. отмечал: «Нас с Гитлером связывала настоящая дружба. Видя, что к нему льнут клеветники, не встречая никакого сопротивления, я считал своим товарищеским долгом указывать ему на это»[114].

Госбах отмечал в своих мемуарах: «Нет никакою сомнения, что происходили события, которые развивались по сценарию партийных кругов, которые не имели ничего общего с намерениями самого Гитлера. В таких случаях он чаще становился ведомым, чем ведущим, и впоследствии вел себя так, как будто бы он хотел поступить именно так и со всей горячностью приписывал поступок себе».

Особенно заметны те влияния на Гитлера, которые привели к событиям 30 июня. Гитлер считал необходимым заменить некоторых высших руководителей СА. В течение многих недель ему систематически поставляли сведения о планах путча, бунтах, предательстве отдельных частей СА. Вместо того, чтобы спокойно взвесить и найти подтверждение поступающим донесениям, он разделял мнение командования рейхсвера. У Гитлера тотчас возникало желание «поставить к стенке» некоторых путчистов, бунтовщиков, предателей, чтобы в зародыше задушить опасность, которую представляли непомерно разросшиеся СА.

Это привело к нежелательным для Гитлера результатам, ответственным за которые было руководство СС. Высшие чины СС решили, что теперь можно расправиться с неугодными им лицами в разных частях рейха, не обязательно принадлежавшими к СА. Следует отметить, что в большей части рейха руководство СС воздерживалось от подобного самоуправства.

К клеветникам, о которых говорят Госбах и Рем, можно причислить и государственных чиновников. В своем приказе частям вермахта от 1 июля 1934 г. министр рейхсвера заявляет: «С солдатской решимостью и примерным мужеством фюрер лично подверг атаке и уничтожил предателей и мятежников». Такие речи были бы более уместны в устах Геббельса, когда тот сопровождал Гитлера в Бад Висзее. Что касается действительных событий, то они не имели ничего общего с повизгиванием фон Бломберга. Между прочим, фон Бломберг должен был знать 4 июля, что генералы рейхсвера фон Шлейхер и фон Бредов находились в числе жертв «Ночи длинных ножей». А между тем министр рейхсвера поблагодарил фюрера от имени рейхскабинета и вермахта за его «решительные и смелые действия, благодаря которым он помог немецкому народу избежать гражданской войны». И далее фон Бломберг утверждал: «Как государственный деятель и солдат, фюрер проявил величие, которое в сердцах членов кабинета и всего немецкого народа вызвало восхищение его результативностью, самоотверженностью и преданностью в эти трудные минуты». Недалеко от него ушел в изъявлениях верноподданичества и бывший немецкий националист д-р Гюртнер, который должен был стоять на страже немецкого правосудия и который, должно быть, успел разобраться в том, что произошло 30 июня. Однако он стал внушать немецкому народу, что поведение Гитлера 30 июня 1934 г. следует считать «не только правом, но и долгом государственного деятеля».