Какой-то эльф опустился на колени возле барона и приподнял его голову за волосы. Глаза Систеннена были по-прежнему открыты, но жизнь уже ушла из них. Прислонясь к длинному дубовому столу, держась за бок и осторожно вдыхая воздух маленькими глотками, Ллэндон долго смотрел на старика, словно хотел его узнать. Он закрыл глаза, пытаясь мысленно представить лицо Утера. Но это было так давно, а все люди похожи в глазах эльфов. Те же грубые, примитивные черты, те же бороды и морщины… Как Ллиэн могла его полюбить?
Ллэндон с гримасой боли отошел от стола. Каждый вздох отдавался в груди, словно удар кинжала. У него наверняка сломаны ребра… Он поймал встревоженный взгляд Дориана и быстро выпрямился, снова обретая свою горделивую осанку.
Повернувшись спиной к телу поверженного врага, он оглядел зал. Небольшая кучка женщин, детей и стариков забилась в угол, столпившись вокруг монаха в грубой рясе, чья тонзура лишь подчеркивала страшную худобу.
– Эй ты, иди сюда!
Божий слуга вздрогнул, но потом собрался с силами и медленно приблизился к королю Высоких эльфов, опустив глаза,
– Как твое имя?
– Я брат Элад, капеллан в этом поместье.
– Ты знаешь, кто я, Элад?
– Для меня вы дьявол, – прошептал монах.
Ллэндон насмешливо фыркнул, но тут же едва не застонал от боли.
– Нет, монах, я не дьявол. Я Ллэндон, король Высоких эльфов, правитель Элиандского леса. Ты запомнишь?
Монах быстро поднял глаза и на мгновение встретился с взглядом зеленых глаз эльфа, величественного, несмотря на покрывавшие его лицо пот, пыль и засохшую кровь.
– Когда увидишь Утера, скажи ему…
Ллэндон указал подбородком на лежавший в пыли труп Систеннена.
– Скажи ему, что я убил его отца.
Глава 8
Авалон
Они молча шли по спящему дворцу – должна была скоро начаться заутреня[4]
, хотя солнце еще не поднималось. Герцог-сенешаль Горлуа чувствовал себя усталым, в то время как брат Блейз, несмотря на свою изможденность, шел быстрыми размашистыми шагами – из-за этого ему иногда приходилось семенить, чтобы не обгонять своего спутника. Молча, по обыкновению опустив голову, он двигался по коридорам с такой уверенностью, словно знал здесь каждый закоулок лучше самого сенешаля (что, по правде говоря, начинало раздражать последнего), пока, наконец, они не достигли часовни.– Если ты собрался меня исповедовать, монах, мог бы, по крайней мере, и не поднимать в такую рань, – проворчал он слегка приглушенным голосом.
Но Блейз даже не улыбнулся.
– Вы хорошо знаете, зачем мы здесь. Он вас ждет.
– Ну да, как же, – пробормотал Горлуа, плотнее запахивая подбитый мехом плащ. В эту утреннюю или, скорее, ночную пору становилось почти холодно. Герцог толкнул дверь, предназначенную для высокопоставленных обитателей дворца, ведущую прямо к первым рядам молитвенных скамеек небольшой часовни, устроенной во дворце совсем недавно. Несмотря на свои размеры, она была даже слишком просторной для тех целей, которым служила, – не считая королевы и ее придворных дам, примерно являвшихся на молитву каждое утро, сюда почти никто не приходил, за исключением каких-то особо торжественных случаев – крестин или свадеб… Горлуа снова увидел короля Пеллегуна, сидящего в высоком резном кресле, украшенном его гербом, рядом с королевой, и изучающего основы катехизиса… Он зевнул с такой силой, что чуть не вывихнул челюсть, потом откашлялся и начал, как раньше это делал Пеллегун, рассматривать расписной свод и капители колонн, где были изображены монстры, напоминающие гоблинов, с которыми они оба сражались в Черных Землях.
– Преклоните колени перед святым крестом!
Горлуа вздрогнул и резко обернулся. Раньше он не заметил Илльтуда, одетого в темную рясу и неподвижно стоявшего на коленях перед алтарем. Сквозь зарешеченное узкое окно пробился первый золотисто-розоватый луч, возвещая о начале нового прекрасного дня, и упал на каменную плиту у ног сенешаля – словно сам Господь указал на него пальцем. Горлуа невольно отступил, чтобы избежать этого прикосновения, и, немного стыдясь такой ребяческой глупости, преклонил колено и небрежно перекрестился.
Илльтуд, не глядя на него, отошел от алтаря и сел на скамейку. Наружность его была впечатляющей. Он был высоким – или же ряса делала его выше, – носил тонзуру и густую роскошную темно-каштановую бороду с медным отливом. Он говорил, почти не шевеля губами, негромким, но звучным голосом, который мог быть страстным и убедительным. На спокойном невозмутимом лице лишь одни глаза казались живыми, и когда герцог-сенешаль опустился на скамью рядом с ним, то почувствовал силу этого взгляда. Почти никто не знал – и даже сам герцог, несмотря на разветвленную сеть шпионов Гильдии, – что некогда брат Илльтуд был рыцарем и носил уже забытое имя Илльтуда де Бреннока, а затем удалился от мирской жизни и стал монахом[5]
. Некоторые считали его святым, и сам епископ, несмотря на свое могущество, не вмешивался в дела его обители.