Бейлербей, 4 января 1960 года
Мой Hyp,
путаюсь в твоих именах. Жан для меня звучит слишком по-христиански: здесь, в Турции, ты всегда будешь Ну ром.
С тобой мы вновь обрели ощущение счастья, и для нас уже не имеет значения то, что старый яли будет разрушен. Новое здание, которое вырастет на его месте, будет столь же приветливым, и Недим все также будет будить тебя спозаранку, чтобы идти рыбачить.
Ты его брат, которого он был лишен в юности, не сердись, что он открыл тебе наш секрет, ты должен делить с нами радости и горести.
Теперь мой черед рассказать правду.
Ты родился прямо пред войной. Говорят, что дети, увидевшие свет во время распрей, и в родительской семье не познают мира. Наша страна не сражалась с врагом, но война проникла в наши умы. Отношения между мною и твоим отцом стремительно портились, он начал пить. Я забывалась в своей мастерской. Мое безразличие его бесило. Чем увереннее становились мои работы, тем презрительнее глядел на меня муж. В отместку я лишь молчала, не пыталась его успокоить. Рашида, Хатем и Недим так же молча наблюдали наши ежедневные ссоры. От оскорблений твоего отца стены в доме дрожали, и тогда моя мать выводила тебя гулять в сад, чтобы ты всего этого не слышал.
Однажды утром нас разбудил крик Рахми, рыбака из Бейлербея. Он кричал что есть мочи – так, что его каик закачался на волнах. Мы с матерью, даже не обувшись, побежали к плотине. Утопленница, которую рыбак вытащил из Босфора, оказалась моей младшей сестрой. Мы отнесли ее в дом. Мокрый след стелился по земле. Слава Богу, сердце ее еще билось. Мы стали ее отогревать, и от наших оглушительных рыданий Хатем очнулась. Она злилась, что мы не дали ей умереть. «По какому праву, по какому праву вы это сделали?» – повторяла сестра. Пришедший вскоре доктор заверил нас, что она поправится, но вот ребенок погиб. «Какой еще ребенок?» – застонала в отчаянии моя мать. Она готова была собственноручно прикончить дочку. Кто отец ребенка? Как избежать скандальной огласки, когда все жители Бейлербея толпились у нас в прихожей, недоумевая, что заставило дочь великого Нессиб-бея свести счеты с жизнью. На следующий день Хатем, сдавшись под натиском наших расспросов, не выдержала и назвала имя твоего отца.
В тот же вечер все его вещи были собраны и сложены в чемодан. Мехмет колотил кулаками в дверь, кричал, что без сына никуда не пойдет. Потом он решительно направился к моей мастерской, вошел без стука, схватил чернильницу и вышвырнул в окно. Босфор проглотил ее.
В тот день твой отец лишил меня двух самых ценных сокровищ: тебя и чернильницы, завещанной мне моим старым другом.
Почему я отпустила тебя с ним? Я думала, что ты к нам вернешься, что твой безответственный папаша пришлет тебя обратно.
Он сбежал по лестнице, достал чемоданчик и запихнул туда твою одежду. Рашида приготовила вам еды на дорогу, и ты с улыбкой покинул дом. Что было дальше, ты знаешь лучше меня.
Каждый день Недим нырял в Босфор в надежде выловить чернильницу. Так он ее и не нашел. Странным образом я сравнивала ее с тобой. Мне казалось, что если она найдется, то ты тоже вернешься ко мне.
Риккат
