Ночь, когда огни погасли

Это был Джимми верхом на Ламаре, который вырос таким же большим, как Руфус, и таскал на себе Джимми, будто он весил не больше листочка. Джимми чем-то запустил в Кертиса, это что-то ударилось о его голову, и он рухнул. Забыв о сломанной руке, я поползла назад, прикрывая грудь и ноги клочками рубашки.

Кертис лежал на спине, закрыв глаза, но дышал, так что я поняла – он жив. Ламар остановился, и Джимми, вновь закричав, прыгнул на Кертиса, схватил большой камень – который, видимо, сначала в него и бросил – и занес над его головой. Ламар схватил Джимми за руку, оттащил прочь.

– Не надо, Джимми. Не надо. Убийство будет на твоей совести, а он того не стоит.

Джимми не сразу бросил камень в сторону. Скатился с Кертиса, с трудом дыша из-за слизи в горле. Вновь закашлялся так, что пришлось согнуться пополам. Потом пополз ко мне, волоча бинокль по сухим листьям и хвое.

– Мы бежали как могли, но было так темно… – Он вновь закашлялся.

– Я знаю. Все хорошо. Он не успел ничего сделать. Только руку, по-моему, сломал. – Я скривилась от боли, надеясь, что они не заметят. – Надо идти к маме, убедиться, что все в порядке.

Ко мне склонился Ламар. Я чувствовала запах его пота и собственного страха.

– Ты идти можешь? Если можешь, я отнесу Джимми домой.

Мы все посмотрели на Кертиса, тихо стонавшего.

– Не трогайте его, – сказала я.

В моем голосе появилось что-то такое сильное, взрослое, чего раньше не было. Они тоже это заметили, потому что не стали спорить. Мы оставили его там, и когда Ламар на следующий день пришел посмотреть, Кертиса уже не было.

Мы сказали папе, что я упала с дерева, куда полезла с Джимми смотреть на птиц. Он был слишком занят фермой и постоянно плакавшей мамой, чтобы обращать на меня внимание, но мы знали – если папа узнает, что случилось на самом деле, он убьет Кертиса. И, как сказал Ламар, это будет на папиной совести. Мы все понимали, что Кертис Браун того не стоит.

Я уложила Джимми в постель, поставила ему на грудь припарки с камфарой, но это не помогло. Даже доктор Маккензи сказал, что ему уже ничего не поможет, что его сердце слишком устало биться. Я сидела у его кровати и читала ему вслух книги о птицах; они его радовали, потому что он все время улыбался. Но лучше ему не становилось. Я поняла, что ему осталось немного, когда он попросил снять с его шеи бинокль и надеть самой.

– Береги его, – сказал он и вновь закашлялся. Я терпеливо ждала, пока он вновь сможет говорить. – Тебе он в общем-то не нужен, Душка. Ты и без него хорошо видишь. Но порой, когда темно… – Он закашлялся снова и хрипло договорил из последних сил: – Знай, что все остается таким же, как прежде. Ты просто этого не видишь. Но ты можешь понять, куда идти, или подождать, пока кто-то включит свет.

Новый приступ кашля был таким сильным, что всю его пижаму забрызгало кровью, и я послала Ламара за доктором Маккензи. Но когда они вернулись, Джимми уже не стало. Я держала его руку, смотрела на грязные очки и хотела, как всегда, наорать на него, что он никогда их не протирает.

Том поддерживал меня, как мог. Он бессилен был вернуть то, что забрали у меня той ночью, но он был таким заботливым и нежным. Я знала – будь у меня сердце, я любила бы его. Поэтому, когда он вновь предложил мне стать его женой, я согласилась.

Глава 20

Правила игры

Наблюдения о пригородной жизни в Свит-Эппле, штат Джорджия

Автор: Ваша Соседка

Пост № 7: Готовимся к концу света (снегу).

Вы знаете, что этот месяц впору объявить месяцем подготовки? Следующий месяц будет месяцем всего: месяцем физкультуры и спорта, месяцем мероприятий по профилактике рака, месяцем борьбы с подростковым насилием, месяцем борьбы с детским ожирением, месяцем национальной безопасности… Я могу продолжать и продолжать, пока мой календарь не будет настолько заполнен, что в нем не останется места для записей к врачу и дней рождений друзей (два типа мероприятий, которые только и способны исцелить от всего, что отравляет нам жизнь).

Разве мы не должны всегда думать о проблемах общества и искать решения? Или мы нуждаемся в постоянных напоминаниях, потому что все новости узнаем благодаря «Фейсбуку», а не компетентным статьям, написанным сведущими журналистами?

Я не хочу сказать, что не нужно привлекать внимание людей к проблемам мирового масштаба. Я думаю только, что, может быть, переизбыток этих проблем снижает их значимость, а наш запас сочувствия без того довольно скудный. Когда чего-то слишком много, трудно выделиться. Вот, например, одна школа по соседству, которую я называть не буду, выбрала двенадцать лучших учеников, потому что не хотела задеть ничьих чувств, выбрав только одного. Что особенного в одном, когда есть еще одиннадцать?