Ночь, которая умирает

— Ничего подобного. Почему, как вы думаете, я сделал столько ценных открытий? Почему я сумел несколько лет назад найти способ преодоления силы тяжести? Вы полагаете, мне удалось бы все это без моих помощников? Посмотрите на Макса. — Макс опустил глаза под пристальным взглядом правительственного чиновника. — Это ему принадлежит последний, завершающий штрих в открытии атомной энергии.

Скэнлон так распалился, что отбросил всякую сдержанность:

— Спросите профессора Уайтсана из Стэнфорда, и он вам скажет. Он мировой авторитет в психологии, он знает, о чем говорит. Он изучал твини… За ними будущее, и они заслуживают равноправия!

— Да, вероятно… несомненно. — В глазах Джонсона появился странный блеск, губы тронула кривая улыбка. — Это чрезвычайно важно, Скэнлон. Я займусь этим сейчас же. В буквальном смысле, сию минуту. Я ухожу немедленно, чтобы попасть на стратокар, вылетающий в два десять.

Сразу после его ухода Макс подошел к Скэнлону.

— Мне надо показать вам кое-что, отец, — выпалил он без всякого предисловия. — Такое, о чем вы до сих пор не знали.

Скэнлон с изумлением посмотрел на него.

— О чем ты говоришь?

— Пойдемте, отец, прошу вас. Я вам все объясню. — Он был почти пугающе серьезен.

В дверях они столкнулись с Мэдлин, которая по знаку Макса сразу все поняла, и лицо ее опечалилось.

В полном молчании все трое направились к роккокару. Он вскоре опустился на лесной лужайке у подножия холма. Высокий, крепко сложенный твини подскочил к ним и вздрогнул, увидев Скэнлона.

— Добрый день, отец, — прошептал он, вопросительно глянув на Макса.

— Добрый день, Эммануэль, — рассеянно отозвался Скэнлон. Он вдруг увидел, что стоит перед умело закамуфлированным входом, ведущим внутрь холма.

Именно туда и повел его за собой Макс. Пройдя сотню футов, они попали в громадную искусственную пещеру. Скэнлон застыл, восхищенный: перед ним были три гигантских корабля, великолепно сконструированных и, как он сразу заметил, снабженных новейшими атомными двигателями.

— Простите, отец, — сказал Макс, — что они сделаны без вашего ведома. Это единственный случай в истории Твин-тауна.

Скэнлон почти не слушал его, целиком поглощенный изумительным зрелищем. Макс продолжал:

— В центре — флагман «Джефферсон Скэнлон», справа — «Бьюла Гудкин», слева — «Мэдлин».

— Но что все это значит? — Скэнлон вышел из своего оцепенения. — И почему такая таинственность?

— Уже пять лет, как эти корабли, заправленные топливом и провизией, стоят здесь, готовые в любую минуту к старту. Этой ночью мы подорвем холм и возьмем курс на Венеру. Мы до сих пор молчали, чтобы раньше времени не тревожить вас. Нам давно было ясно, что когда-нибудь это случится, но мы думали, — голос его стал тише, — может быть, нам удастся еще протянуть и беда грянет, когда вас уже не будет с нами…

— Да объясни же толком! — не выдержал Скэнлон. — Я хочу знать все. И почему именно сейчас, когда я твердо рассчитываю добиться для вас равноправия, вы решаете улететь?

— В том-то и дело, — хмуро ответил Макс. — После вашего разговора с Джонсоном нам нельзя здесь оставаться. Пока и земляне и марсиане презирали нас, но терпели. А вы заявили Джонсону, что мы выше других, что за нами будущее. Вот теперь нас возненавидят по-настоящему. Ни о какой терпимости не может быть больше и речи, поверьте мне. Нам надо исчезнуть, прежде чем грянет буря.

Глаза старого изобретателя расширились: он уже видел, что Макс прав.

— Понимаю. Я сейчас же свяжусь с Джонсоном. Может быть, эту страшную ошибку удастся еще исправить. — Он в отчаянии хлопнул себя по лбу.

— О, Макс, — со слезами на глазах вмешалась в разговор Мэдлин, — почему ты не скажешь главного? Мы хотим, отец, чтобы вы полетели с нами. Венера так мало заселена, что мы неопределенно долгое время будем там в полной безопасности.

Она умолкла, встревоженная тем, как сразу вытянулось и постарело лицо Скэнлона.

— Нет, — совсем тихо произнес он, — нет! Мое место здесь, среди мне подобных. А вы, дети мои, летите. Когда-нибудь ваши потомки займут ведущее место в Солнечной системе. Но я… я останусь на Земле.

Скэнлон брел по опустевшим улицам Твин-тауна, стараясь побороть свою тоску. Это было нелегко. Вчера он праздновал сорокалетие со дня основания города и радовался его процветанию. Сегодня город умер, остался лишь его призрак.

И все-таки Скэнлон испытывал странное чувство. Пусть его мечта рухнула, но за ней ведь открылась другая, еще более прекрасная мечта. Он вырастил из подкидышей поколение людей будущего, представителей новой цивилизации, и его имя останется в истории.

Атомная энергия, преодоление силы тяжести — все отступало перед этой его заслугой, перед таким подарком, сделанным им Солнечной системе.

Очевидно, думал он, это и есть чувство, которое должен испытывать творец мироздания.

перевод Т. Гинзбур

Твини на Венере