Глава 24. Кто готов?
— Вы слишком самоуверенные, — бурчу, понимая, что они получат это. Оба. Не первый, но каждый последующий. — Слишком.
— Скажешь, я не получу этого? Если толкнусь в тебя пару раз, ты не сожмешься, выкрикивая моё имя?
— Сэм!
— Видишь, ты уже кричишь, а я даже не вошел. А потом я буду врываться в тебя. Делать резкие толчки, пока ты будешь задыхаться и просить большего, сама насаживаться.
— Сэм.
— Тихо, принцесса. Установим правила на эту ночь. Никаких запретов. В том плане, что мы делаем всё, что хотим. Если что-то не так, ты нас останавливаешь. Но только из-за того, что действительно не хочешь. А не из-за стыда или смущения. Договорились? Умница.
Я получаю свой поцелуй-награду и плавлюсь от этого. Таю в его руках, выгибаюсь, стоит коснуться талии. Превращаюсь в послушную марионетку, а Сэм, оказывается, всегда был искусным кукловодом.
— Выпьешь вина? С ним ты смелее.
— Нет, слишком много уже.
— Точно? А может хочешь ещё сыграть в одну алкогольную игру? Обещаю, тебе понравится.
Киваю. Сейчас я всё хочу, всё могу принять, что Сэм решит мне предложить. Это таким лёгким кажется, приятным. Соглашаться и не спорить, позволять мужчине всё решать.
— Есть такая игра, «Цыганочка».
— Я не курю.
— Я не о сигаретах. Но принцип ты знаешь, как я понял.
Сэм тянется за бокалом, не отпуская меня. Подхватывает крепче, приподнимаясь. Он сильным таким кажется, не мышцы, а сталь под подрагивающей ладонью. Которую отчаянно хочется под футболку запустить и пройтись по всем кубикам пресса, как Алекс до этого предлагал.
— Могу я… — не решаюсь попросить, хотя Сэм сам настаивал на этом. Но что если именно эта просьба покажется странной. — Оценить прекрасное?
— Что? Ох, принцесса, об этом ты можешь не спрашивать.
— Но ты сам сказал, чтобы я просила.
— Просила о том, что хочешь получить от нас. Сама ты можешь делать всё. Касаться, целовать. Раздеть, если того захочешь. Я надеюсь на это, кстати. Бери всё, что можешь.
И я киваю, и беру. Запускаю руки, прижимаясь к горячему телу. Живот Сэма застывает от касаний, превращается в сплошной гранит. Ткань мешает провести ладони вверх, поэтому я выполняю желание мужчины. Тяну футболку, заставляя снять и дать мне возможность оценить в полной мере всё.
Бокал мешает, заставляет действовать медленно и оттягивать момент. А мне сейчас хочется быстро. Резко провести по косым мышцам, очертить мускулы и коснуться штанги, от вида которой во рту становится слишком сухо.
— Тише, красотка. Я весь твой. И никуда не денусь.
Сэм делает глоток вина, а я слежу за этим завороженно. Как дёргается кадык, как капля застывает в уголке губ. И как мужчина проводит языком, слизывая её. И повторяет глоток, но задерживается. Наклоняется ко мне, прижимаясь губами.
Давит, заставляя приоткрыть рот. Тёплое вино льётся в меня, отдавая кислинкой и новой дозой возбуждения. Будто Сэм делиться своим состоянием, переливает, заставляет пьянеть не от алкоголя. Это кажется таким извращенным, таким странным и непривычным. Но я глотаю всё до последней капли, наслаждаясь.
Тепло разливается по телу, кожу будто колет, пронизывает острыми иголками возбуждения. И потемневший взгляд только хуже делает, давит и перемалывает все крупицы сознания.
— Ещё?
Не могу понять, чей голос разносится. Кто первым из нас предлагает повторения. Только знаю, что хочу этого. Сама прижимаюсь, обхватывая ладонями лицо Сэма. Касаюсь губ и впитываю вино, выпиваю его, смешанное со вкусом мужчины.
Веду языком по контуру его губ, пробую, словно впервые. Только теперь я ощущаю себя смелой. Проявляю инициативу и наслаждаюсь от того, как Сэм рычит. Хватает меня, прижимает и углубляет поцелуй, скользя внутрь. Забирает мою секундную власть, не даёт решать самостоятельно. Но я и не спорю, всю себя ему отдаю. Потому по-другому больше не получается.
Его губы горчат после вина, но мне кажутся самыми сладкими. Не отрываюсь, только сжимаю пальцы на голых плечах. Обвожу бицепсы, царапаю ноготком выступающие вены на руках.
— Блять, — Сэм отрывается от меня. Рассматривает и удовлетворённо кивает, будто увидел что-то важное. — У тебя охрененно пухлые губы, принцесса. Особенно сейчас, после поцелуев. Но знаешь, когда они станут совсем идеальным?
— Когда?
— Утром, после того всю ночь будем целовать тебя. После того, как возьмем тебя в твой сладких ротик. Ты же позволишь это, да? Позволишь насладиться твоими губами?
— Да.
Из груди вырывается только хрип, но я киваю. Господи, да. Я сейчас могу на всё согласиться, когда по венам течёт жидкое возбуждение. Когда кожа немеет от касаний и всё тело просит большего. Я сплошной оголённый нерв, который раз за разом задевают. Бьют и бьют по возбуждению, заставляя только дрожать и тонуть в этом безумии. Захлёбываться и самой погружаться дальше, не сдерживаясь, не останавливая.
— Но ты остановишь нас.
— Нет, — мысль об этом теперь кажется ужасной. Неправильной, пугающей.