Ночь любви

- Ну, пойдемте! На всякий пожарный случай у меня есть пистолет. А у вас есть оружие?

- Оружие? Я же на чужой планете, в гостях у вашей цивилизации.- Он посмотрел на меня так, словно сомневался в моих умственных способностях.Какое же тут оружие, молодой человек?!

"Интересно,- подумал я,- как это он умудряется разговаривать без малейшего акцента?" Потянул его за рукав: - Ну, пойдемте. Может, удастся последний трамвай перехватить.

Конечно, у меня было огромное искушение взять пришельца за пуговицу и выкачать из него как можно больше информации, но удержался - мало ли что может случиться, пока мы будем тут беседовать.

Мы стояли у края тротуара, когда мимо нас с ревом и грохотом пронеслись мотоциклисты. Молодые ребята и девчонки в кожаных и шипастых куртках, в шлемах, залепленных обалденными наклейками. Девушка, сидевшая за спиной переднего рокера, помахала мне рукой в черной перчатке. Я помахал ей в ответ. Помахал рукой, казалось, и еще один из мотоциклистов. Я проводил их взглядом и обернулся к своему пришельцу. Тот навзничь лежал на асфальте, а возле его украшенной огромной шишкой головы валялась треснувшая пивная бутылка.

Поневоле вспомнилось, что отцы города обещали нам к празднику увеличить выпуск пива.

Я рухнул на колени перед пришельцем. Тот дышал, но было ясно: в сознание он придет не скоро.

Только этого мне еще не хватало!

К остановке подошел пустой, последний уже, наверное, в ту ночь трамвай. Взвалив на плечо обвисшего сарафанга, я втащил его на переднюю площадку. Пристроил его на ближайшем сидении, а сам прислонился к столбику. Ехать было совсем недалеко.

За спиной раздались шаги, чья-то рука властно легла на плечо:

- Гражданин, ваши документы!

Батюшки - милиционер! Молодой сержант с усталым лицом и при полном параде.

- Ваши документики!..

Вот нет же у него такого права - требовать у первого встречного документы, а потом - "пройдемте, гражданин!" Но спорить с этими "друзьями" противопоказано.

Порылся я в кармане и подал ему свое журналистское удостоверение. Ой, видел бы кто, как он обрадовался!

- Все,- сказал он,- попался! Думаете, если вы в газете работаете, то и надираться можете до полного бесчувствия? Не-ет, шутишь! Вы - с запахом в общественном месте.

С содроганием вспомнил я ту, злополучную рюмку коньяка, которую выпил с ночной гостьей.

- Да что вы, товарищ сержант!..

- Не спорьте! - с него слетела вся усталость.- Вы с запахом, а ваш коллега лыка не вяжет. Как миленькие, в вытрезвитель загремите, и штраф будет, и на работу вам сообщим, гражданин газетчик. Пусть общественность к вам меры принимает! - Он придвинулся ко мне поближе, спрятал удостоверение в нагрудный кармашек и быстро сказал свистящим шепотом: - Дали вам свободу, шелкоперы! Теперь из-за вас что человека, что муху газетой можно прихлопнуть. И никто вам не указ - глассссность...

Я лихорадочно начал вспоминать, что было за последнее время в городской прессе про милицию. В это время трамвай остановился, и я малодушно подумал, не выскочить ли на остановке. Но милиционер молодой и шустрый - враз догонит. Да и удостоверение мое у него в кармане. Да еще и сарафанг мой квелый на сидении своем зашевелился. Не бросать же его на милость вытрезвителя!

А сержант уже поднял к устам рацию:

- Третий, третий, я седьмой! Дайте машину к универсаму на трамвайную остановку. Третий...- и осекся.

Я проследил за его взглядом. В последний миг в заднюю дверь вагона просочилась пассажирка. Это была ламия. Такого "ню" я не видел даже во французских фильмах - разве что на частных "видиках". Ламия как ни в чем не бывало (простите за неуклюжий каламбур) заструилась к нам, покачиваясь в тронувшемся вагоне.

Сержант, обалдело распахнув глаза, шагнул ей навстречу.

- Седьмой, седьмой, я третий, тебя слышу...- раздалось из рации.Машина будет. Алкашню ущучил?

- Баба...- с надрывом в голосе протянул сержант.- Голая! Бля буду голая! Э-э-э-э, гражданка...

Ламия приблизилась к нему вплотную и, обхватив паренька за плечи, впилась поцелуем ему в губы.

- Мммммм...- еле слышно промычал милиционер, весь как-то вдруг вытянулся и застыл дровяным идолом, привалившись к поручню. Я взглянул на ламию и уловил момент, когда белые изогнутые иглы ее ядовитых клыков исчезли под чувственными губами.

- Миилый,- промурлыкала она, глядя мне в глаза,- иди сюда, приласкаю] - и поплыла, качая бедрами, в мою сторону.

Я отодвинулся от нее в самый конец вагона, только она все равно уже рядом и щекочет розовым ноготком мне бороду.

- Это не больно. Как пчелка ужалит...

Я готов был закричать.

В это время трамвай остановился, и в вагон с хохотом ввалились двое милиционеров и дружинники. Они без лишних слов подхватили ламию под локотки и буквально на руках вынесли ее из вагона, туда, где их ждал серый фургон "спецмедслужбы". Старлей, мой ровесник, скользнув по моему лицу равнодушным взглядом, кивнул прислоненному к поручню сержанту:

- Что, Саня, сомлел от такой красотки? Выходи, а то с трамваем уедешь. Вот отбудем с девкой без тебя...- он кивнул в ту сторону, где его коллеги впихивали в фургон царапающуюся ламию.