Ночь – мой дом

Следователи пока не сумели установить личности преступников — по крайней мере, публично об этом не заявляли. Одного из подозреваемых описывали как человека «тяжеловесного сложения», другого — как человека «с иностранным происхождением и запахом», а третьему (видимо, тоже иностранцу) успели выстрелить в лицо. Джо сверился со своим отражением в зеркале заднего вида. Он решил, что, строго-то говоря, это правда: мочка уха прилегает к лицу. В его случае — прилегала.

Хотя их имена оставались неизвестными, специальный художник, работавший при Питсфилдском управлении полиции, сделал по описаниям наброски. Так что большинство газет помещали на первой полосе фотографии трех убитых полицейских, а над ними — рисованные портреты Диона, Пабло и Джо. При этом Дион и Пабло выглядели более мордатыми, чем в жизни, а Джо подумал, что следовало бы спросить у Эммы, действительно ли у него такое тощее и по-волчьи заостренное лицо, но вообще сходство было разительное.

Объявили розыск по четырем штатам. Связались с ФБР, и сообщалось, что оно подключится к поискам.

Его отец наверняка уже видел газеты. Его отец, заместитель суперинтенданта Бостонского управления полиции.

Теперь его сын — соучастник убийства легавых.

С тех пор как два года назад умерла мать Джо, отец работал до изнеможения по шесть дней в неделю. Теперь, когда объявлена облава на его собственного сына, ему наверняка придется притащить в служебный кабинет раскладушку, и очень может быть, что он не вернется домой, пока дело не закроют.

Их семья жила в четырехэтажном доме с террасой, который стоял в сплошном ряду таких же домов, примыкая к ним торцовыми стенами. Это было внушительное строение — из красного кирпича, с выступающей средней частью, у окон комнат, выходивших на улицу, гордо выгибали спинки приоконные диванчики. Это был дом с лестницами красного дерева, раздвижными дверями, паркетом, шестью спальнями, двумя ванными (обе — с водопроводом и канализацией), со столовой, размерами напоминавшей зал в каком-нибудь английском замке.

Когда одна женщина спросила Джо, как это он вырос в таком замечательном доме, в такой приличной семье, а все-таки стал гангстером, Джо ответил, что, во-первых, он не гангстер, просто живет вне закона, а во-вторых, вырос не в замечательном доме, а в замечательном здании.

Джо пробрался в отцовский дом. С кухонного телефона позвонил Гулдам, но никто не взял трубку. В сумке, которую он принес с собой, находилось шестьдесят две тысячи долларов. Даже трети, которая останется после дележа, любому бережливому и благоразумному человеку хватит на десять, а то и пятнадцать лет. Джо не отличался бережливостью, поэтому прикинул, что ему этого — года на четыре. Впрочем, в бегах эти деньги уйдут года за полтора. А к тому времени он что-нибудь придумает. Ему всегда это хорошо удавалось — изобретать по ходу дела.

Ну, разумеется, зазвучал внутри его голос, подозрительно напоминающий голос старшего брата. Ведь пока у тебя отлично получалось.

Он позвонил в бутлегерский бар дядюшки Бобо, но тоже не добился ответа. Тут он вспомнил, что сегодня вечером Эмма собирается посетить церемонию открытия отеля «Статлер», начало — в шесть часов. Джо вынул из жилетного кармана часы: без десяти четыре.

Предстоит как-то убить два часа — в городе, который только и ждет, чтобы убить его.

Слишком большой промежуток, на улице его проводить нельзя. За это время они уже выяснят его имя и адрес, составят перечень всех его известных подельников и любимых мест. Установят наблюдение на всех железнодорожных и автобусных станциях, даже на пригородных. Не говоря уж о постах на всех без исключения дорогах.

Но это палка о двух концах. Заставы будут препятствовать проникновению в город, поскольку считается, что он еще за его пределами. Никто не предполагает, что он уже здесь и теперь намерен улизнуть из города. Никто не сможет этого предположить, ибо даже самый тупой преступник в мире не станет рисковать и возвращаться в единственный город, который может назвать родным, после того как он совершил самое крупное преступление из всех, какие случались в тамошних краях за последние пять-шесть лет.

А значит, он и есть самый тупой преступник на свете.

Или самый хитрый. Потому что они сейчас наверняка не ищут в одном-единственном месте — у себя под носом.

Во всяком случае, он уверял себя в этом.

Но он еще может сделать одно. Ему следовало проделать это еще в Питсфилде. Исчезнуть. Не через два часа, а прямо сейчас. Не ждать женщину, которая теперь может и запросто отказаться от побега с ним. Не ждать, а просто сбежать, в этой же рубашке, держа в руке сумку с деньгами. Ну да, все дороги под наблюдением. То же самое касается поездов и автобусов. И даже если удастся выбраться в фермерские угодья к югу или западу от города и украсть там лошадь, это не поможет, потому что он не умеет ездить верхом.

Остается море.