—
— Я за тебя рад, — произнес Джо, еще не придя в себя от нелепости всего этого.
Жизнь Дэнни — боксера, копа, профсоюзного деятеля, бизнесмена, помощника шерифа, каскадера, перспективного писателя — казалась ему типичной жизнью американца, если такая вообще бывает.
— Приезжай, — предложил брат.
— Что?
— Когда освободишься. Приезжай и присоединяйся к нам. Я серьезно. Шмякнулся с лошади за деньги, или притворился, будто в тебя попала пуля, или пролетел сквозь окно из сахара: он похож на стекло. А остальное время валяйся себе на солнышке, кадри актрисочек у бассейна.
На какое-то мгновение Джо представил себе это: другая жизнь, не жизнь, а мечта. Голубая вода, пальмы, женщины с бронзовой от загара кожей.
— Это же буквально в двух шагах, братишка. Поезд туда идет всего две недели.
Джо снова засмеялся, воображая себе такое путешествие.
— Работа хорошая, — продолжал Дэнни. — Если захочешь ко мне присоединиться, я тебя могу потренировать.
Джо, все еще улыбаясь, помотал головой.
— Это честная работа, — заметил Дэнни.
— Знаю, — отозвался Джо.
— И ты сможешь бросить свою жизнь, где тебе все время приходится оглядываться через плечо.
— Не в том дело.
— А в чем? — Казалось, Дэнни по-настоящему заинтересовался.
— Ночь, — произнес Джо. — У нее свой кодекс правил.
— У дня тоже есть правила.
— Ну да, знаю, — ответил Джо. — Но мне они не нравятся.
Они долго смотрели друг на друга сквозь сетку.
— Не понимаю, — негромко произнес Дэнни.
— Знаю, что не понимаешь, — отозвался Джо. — Ты веришь в этот бред насчет хороших и плохих ребят. Подпольный ростовщик ломает парню ногу за то, что тот ему не платит долг, а банкир выкидывает парня из его дома за то же самое, и ты думаешь, что между ними есть разница, потому что банкир просто делает свою работу, а ростовщик — преступник. А мне больше нравится ростовщик, потому что он не прикидывается кем-то еще, а банкир, по-моему, должен бы сидеть там, где сейчас сижу я. Я не хочу такой жизни, где я плачу свои вшивые налоги, и подаю боссу лимонад на пикнике фирмы, и оформляю себе страховку этой вот жизни. Чем старше, тем жирнее, и вот я уже вступил в мужской клуб Бэк-Бэя, и курю сигары со сворой таких же ублюдков в задней комнате какого-нибудь роскошного заведения, и беседую с ними о том, как я сыграл в сквош и какие отметки у моего дитяти. И помереть за рабочим столом, и не успеет первый комок земли удариться о мой гроб, как мое имя уже соскребут с двери конторы.
— Но это и есть жизнь, — возразил Дэнни.
— Одна из жизней.
Они снова стали глядеть друг на друга через сетку. Все детство Дэнни был его героем. Елки-палки, да просто его божеством. А теперь этот бог стал просто человеком, который нарочно падает с лошади, чтобы заработать себе на жизнь. И прикидывается, будто его застрелили. Чтобы прокормиться.
— Ух ты, — восхитился Дэнни, — да ты повзрослел.
— Ну да, — ответил Джо.
Его брат убрал папиросы в карман и надел шляпу.
— Жалко, — произнес он.
Внутри тюрьмы в войне между Уайтом и Пескаторе была одержана победа местного значения в ту ночь, когда трех бойцов Уайта застрелили на крыше «при попытке к бегству».
Мелкие стычки, впрочем, продолжались, зараженная кровь гноилась. В следующие полгода Джо понял: войны никогда по-настоящему не кончаются. Даже если он, Мазо и остальная тюремная братия Пескаторе объединили усилия, невозможно сказать, платят ли тому или другому стражу за то, чтобы он действовал против них, и можно ли доверять тому или иному арестанту.
Мики Бэра пырнул во дворе заточкой парень, который, как выяснилось, женат на сестре покойного Доума Покаски. Мики выжил, но ему до конца дней будет трудно мочиться. От источников снаружи они услышали, что охранник Колвин частенько бьется об заклад с Сидом Майо, подельником Уайта. И что Колвин проигрывает.
А потом Холли Пелетос, один из рядовых армии Уайта, сел к ним, получив пять лет за непреднамеренное убийство, и начал болтать в столовой о смене режима. Его пришлось сбросить с яруса.