Ночь – мой дом

Они добрались до склада, положили ящик, который несли, в первый штабель слева и отошли в сторонку. Стоя в жарком проходе, Крэддик поднес платок ко лбу, и они стали смотреть, как цепочка моряков подтаскивает по коридору последние ящики.

— Я бы и пальнул, да только у нее были глаза моей дочери.

— У кого?

— У этой латиноски. Когда я служил в Доминикане, обзавелся дочкой. Никогда ее не видел, но ее мамаша мне то и дело шлет ее карточки. У нее огромные темные глазищи, почти у всех карибских баб такие. И сегодня я увидал у этой девчонки такие же глаза. И убрал пушку в кобуру.

— Вы ее тогда уже успели вынуть?

— До половины. — Он кивнул. — У меня уже сидела в голове эта мысль, понимаете? Зачем испытывать судьбу? Прикончи эту сучку. Белые тут из-за этого и не почешутся — так, языками потреплют. Но… — Он пожал плечами. — Глаза моей дочки.

Джо ничего не сказал. Кровь гулко стучала у него в ушах.

— Послал парня, чтобы он это сделал.

— Что-что?

Тот кивнул:

— Есть у нас один парень, вроде его зовут Сайрус. Все ищет себе войну, да вот сейчас ему повоевать негде. Едва эта латиноска увидела, как он на нее глядит, сразу драпанула. Сайрус-то сам наполовину негритос, вырос на болотах возле границы с Алабамой. Отыщет ее в два счета.

— Куда вы ее отвезете?

— Везти ее незачем. Она же на нас напала, приятель. Ну, ее сородичи. Сайрус сделает с ней что захочет, а останки пускай сожрут крокодилы. — Он сунул в рот окурок сигары и чиркнул спичкой о подошву. Прищурился, глядя на Джо поверх язычка пламени. — Ты верно догадался, сынок: я повидал войну. Одного доминикашку пристрелил и кучу гаитян, что да, то да. А через несколько лет снял трех панамцев одной очередью из «томпсона», но это потому, что они все сгрудились вместе и молились, чтоб у меня не вышло. Сказать тебе правду насчет всего этого? И пускай тебе не врут, что дело обстоит по-другому. — Он раскурил сигару и кинул спичку за плечо. — Это было даже весело, вот что.

Глава шестнадцатая Гангстер

Как только моряки отбыли, Эстебан кинулся в арсенальный гараж, чтобы захватить там какую-нибудь машину. Джо снова переоделся, сняв форму, а Дион подкатил грузовик задом к аппарели, и его кубинцы начали таскать ящики обратно со склада.

— Ты все это добыл? — спросил Джо у Диона.

Дион так и просиял:

— Не просто добыл. Это теперь наше. Отправляйся за ней. Встречаемся на месте через час.

Эстебан вывел открытую патрульную машину, Джо прыгнул внутрь, и они двинулись по Сорок первому шоссе. Не прошло и пяти минут, как в полумиле впереди они заметили давешний транспортный грузовик, громыхающий по дороге — настолько прямой и плоской, что, казалось, можно разглядеть Алабаму на том ее конце.

— Раз мы их видим, то и они нас могут, — проговорил Джо.

— Это ненадолго, — заверил Эстебан.

Слева обнаружилась еще одна дорога. Она проходила сквозь заросли карликовых пальм, пересекала шоссе, усыпанное ракушечником, и снова ныряла в кусты и карликовые пальмы по другую его сторону. Эстебан свернул налево, и они запрыгали по ухабам. Проселок состоял из гравия и грязи, причем половина грязи была жидкой. Эстебан вел машину устало и безрассудно. Такую же безрассудную усталость ощущал сейчас Джо.

— Как его звали? — спросил он. — Того мальчишку, который погиб?

— Гильермо.

Джо снова увидел перед собой закрытые глаза парня. Ему не хотелось найти Грасиэлу в таком же виде.

— Не надо нам было ее там оставлять, — добавил Эстебан.

— Я знаю.

— Нам надо было предвидеть, что они оставят кого-то с ней.

— Я знаю.

— Нам надо было оставить кого-то вместе с ней. Чтобы он сидел в засаде.

— Я знаю, черт подери, — повторил Джо. — Теперь-то какой толк это говорить?

Эстебан резко нажал на газ, и автомобиль перелетел через выбоину и грянулся оземь по другую ее сторону: Джо опасался, что машина встанет на передние колеса, что они перекувырнутся через голову, черт возьми.

Но он не стал просить Эстебана убавить скорость.

— Я знаю ее с тех пор, как мы пешком под стол ходили.

Джо промолчал. Слева за соснами виднелось болото. Кипарисы, и амбровые деревья, и еще какие-то растения, которые Джо не успевал опознать, проносились по обе стороны, зеленое и желтое сливалось в размытые полосы, как на современной картине.

— Ее семья была фермеры-переселенцы. Видели бы вы деревню, которую она несколько месяцев в году называла родным домом. Если американец увидит эту деревню, он поймет, что такое настоящая бедность. Мой отец увидел, какая Грасиэла разумная, и спросил у ее семейства, нельзя ли ему взять ее в обучение как прислугу. Но на самом деле он нанял мне друга. У меня тогда друзей не было, кроме лошадей и скотины.

Еще один ухаб.

— Странное вы время выбрали, чтобы мне про это рассказать, — заметил Джо.

— Я ее любил. — Эстебану приходилось говорить громко из-за шума мотора. — Теперь я люблю другую, но много лет мне казалось, что я влюблен в Грасиэлу.

Он повернулся к Джо, но тот покачал головой и ткнул пальцем:

— Следите за дорогой, Эстебан.

Опять рытвина, подбросившая их на сиденьях.