Ночь на хуторе Межажи

Улас поднялся, и Рандер встал на крутую стремянку. В тот же миг всеобщее оцепенение как рукой сняло, и гости заговорили почти все разом.

– Упал, – угрюмо буркнул Алберт.

– Какое несчастье! – тихо произнес Калвейт.

Улас, к которому вернулась если не вся, то, по меньшей мере, часть его обычной самоуверенности, сообщил:

– Теперь я вспомнил – Юрис обмолвился в зале про какое-то домашнее вино и вроде бы сказал, что пойдет его искать.

– Он, кажется, здорово расшибся, – озабоченно сказала актриса.

– О боже! – прошептала Ирена.

Радиола в полном экстазе распевала «кенгратьюлейшенз энд селибрейшенз», и хотя Гирту все эти заздравные вопли и пожелания счастья мучительно действовали на нервы, он не мог остановить их сейчас.

Он склонился над пострадавшим и зажег карманный фонарик. Увидел кровь, которая смешалась с какой-то жидкостью из разбитой банки, рану в затылке и тут же осознал то, чему не хотел верить.

Гирт схватил Инсберга за запястье.

– Вон на лестнице перекладина сломалась! – рассуждал наверху Улас. – Потому и свалился.

– А падая, задел банку, которая угодила ему в голову, – раздраженно добавил Алберт.

– Какое несчастье!… – повторил Калвейт. И задумчиво, словно про себя, добавил: – Он и выпил немало. Больше, чем обычно.

– Ну, как он там? – громко спросила актриса. – Не нужно ли помочь?

Рандер не ответил, отпустил руку Инсберга, осторожно повернув его голову, проверил рефлексы глаз; затем медленно встал.

В кухне внезапно наступила полная тишина, которую еще больше подчеркивал долетавший из зала грохот музыки. Рандер обернулся, посмотрел вверх и сказал:

– Он мертв.

Тишина длилась еще несколько секунд, затем ее разорвал панический крик Ирены:

– О боже, не может быть!

Ее начало трясти, и она разразилась истерическими рыданиями. Уласе, заметно побледневшая, но как всегда выдержанная, крепко взяла ее за руку.

Рандер снизу видел их всех в квадрате люка словно в витрине. Улас, несомненно, был взволнован, хотя и старался этого не показывать. Алберт почему-то выглядел разъяренным. Полный Калвейт, казалось, был близок к обмороку.

– Нет, я не могу, – хрипло прошептал он. – Я… мне нехорошо.

Калвейт отошел в сторону. Гирт услышал, как он опустился на табуретку.

В эту минуту на кухне прозвучал мягкий бабистый голосок Зирапа:

– Что тут происходит?

– Юрис разбился, – сухо сообщил Улас.

– Хе! – не то воскликнул, не то захихикал Зирап и произнес с упреком: – Что за глупые шутки!

Его шаги приблизились к люку, и в следующий миг Рандер увидел хлипкого мужичонку в проеме. Глянув вниз, Зирап сжался, секунду-другую как-то растерянно моргал, и Гирт с удивлением отметил, что левый глаз у Зирапа опух, а под ним виднеется свежий синяк.

– Пустите! – внезапно рванулась Расма. До этого она стояла неподвижно, крепко стиснув зубы, и только кончики сжатых пальцев слегка подрагивали. Оттолкнув стоящих рядом, она спустилась вниз.

В погребе она повернулась к Гирту и чуть ли не враждебно спросила:

– Откуда вы можете знать, что он…? Вы ведь в конце концов не…

Протиснувшись мимо Рандера, Расма склонилась над мужем.

Гирт промолчал. Он хорошо понимал, что творится с Расмой. Разумеется, Рандер не был врачом, даже не учился в медицинском институте, как она. Тем не менее, чтобы констатировать смерть, опыта у него, к сожалению, было куда больше, чем у нее.

Он осмотрелся. Погребок занимал примерно четыре квадратных метра. Стоять он мог, только пригнув голову. Люк находился с краю. Вдоль левой боковой стены одна над другой тянулись три покрытые газетами полки. На нижней стояло несколько запечатанных сургучом бутылок – может, вино, а может быть, сок. Среднюю занимали баночки с маринованными огурцами, там же были разложены яблоки. На верхней полке длинной вереницей выстроились банки с маринованными сливами, в этом строю зияло пустое место, – одна банка, разбитая, лежала на полу.

Рандер осмотрел стремянку. Средняя ступенька была сломана пополам. Мужчины наверху, по-видимому, не ошибались в своих рассуждениях: когда под сильно выпившим Юрисом сломалась ступенька, он потерял равновесие и, пытаясь за что-нибудь ухватиться, задел левой рукой банку, которая потом упала ему на затылок. Взгляд Рандера от полки скользнул вниз к Юрису, еще раз вернулся к стремянке… и тут ему что-то показалось странным! Его глаза несколько раз проследили за треугольником: Юрис – лестница – полка, затем он быстро коснулся плеча Расмы и попросил:

– Вы только его не трогайте, пожалуйста.

Расма выпрямилась, повернулась к Рандеру, на бледном лице мелькнуло удивление. Потом она опустила глаза и глухо сказала:

– Какое это теперь имеет значение?! Вы были правы. Простите.

Голос Расмы дрогнул, она прикусила губу, прошла мимо Гирта и медленно, словно ощупью, стала выбираться из погреба. Стоявшие наверху расступились. В зале наконец перестала крутиться пластинка, и Гнетущую тишину дома нарушали лишь судорожные всхлипывания Ирены.