— Можете снова вставить монокль.
Андерсен ни разу не пожаловался, хотя его очень долго продержали на ногах, не дали ни поесть, ни попить. Вчера, в сумерках, с места, где он находился, было хорошо видно уличное движение, трамваи и автобусы, переезжавшие мост, багровый закат. Теперь же он наблюдал оживленную картину яркого апрельского утра.
Он по-прежнему держался прямо и непринужденно, и только узкий и глубокий круг под правым глазом выдавал усталость.
— Вы подтверждаете все свои заявления?
— Подтверждаю.
— Понимаете ли вы, что они неправдоподобны?
— Понимаю, но лгать не могу.
— Вы надеетесь выйти на свободу ввиду отсутствия формальных доказательств?
— Я ни на что не надеюсь.
Он говорил с легким иностранным акцентом, усугубленным утомлением.
— Желаете прослушать протокол допроса, прежде чем подписать его?
Он ответил небрежным жестом светского человека, отказывающегося от чашки чаю.
— Тогда резюмирую главное. Три года назад вы прибыли во Францию в сопровождении вашей сестры Эльзы. Месяц прожили в Париже. Затем взяли в аренду сельский дом у автострады Париж — Этамп, в трех километрах от Арпажона. Это место называют перекрестком Трех вдов.
Легким кивком головы Карл Андерсен подтвердил правильность записанного.
— Вы прожили там три года, ведя настолько замкнутый образ жизни, что местные жители видели вашу сестру всего лишь три или четыре раза. Вы купили «ситроен» старого выпуска и сами ездили на арпажонский рынок за провизией. Раз в месяц вы на этой же машине отправлялись в Париж.
— Так точно. Чтобы сдавать заказы фирме «Дюма и сыновья», что на улице Четвертого сентября.
— Это были эскизы рисунков для обивочных тканей. За каждый эскиз вам платили пятьсот франков. В течение месяца вы изготовляли в среднем четыре эскиза, то есть зарабатывали по две тысячи франков.
Снова кивок в знак подтверждения.
— У вас нет друзей. У вашей сестры нет подруг. В субботу вечером вы легли спать, как обычно, предварительно заперев сестру в ее комнате, соседней с вашей. Объясняете вы это тем, что она будто бы очень боязлива. Допустим… В воскресенье, в шесть часов утра, господин Эмиль Мишонне, страховой агент, чей домик находится в сотне метров от вашего, входит в гараж и обнаруживает исчезновение своей машины, новенькой шестицилиндровой модели известной марки. На ее месте стоит ваш драндулет.
Андерсен не шевелился, только рука машинально потянулась к пустому карману, где обычно лежала пачка сигарет.
— Господин Мишонне, который уже несколько дней кряду только и делает, что хвастает по всей округе своей машиной, думает, что тут чья-то злая шутка. Он идет к вам, видит закрытую решетку ворот, долго и тщетно звонит. Через полчаса он сообщает о своем злоключении в жандармерию, откуда направляют людей в ваш дом. Там они не застают ни вас, ни вашей сестры. Зато в гараже видят автомобиль господина Мишонне и в нем, на переднем сиденье, склонившегося на руль мертвого мужчину, убитого выстрелом в упор, в самую грудь. Его документы при нем. Это некто Исаак Гольдберг, брильянтщик из Антверпена.
Продолжая говорить, Мегрэ подбросил в печку угля.
— Жандармерия старается вовсю, связывается с арпажонским вокзалом, где видели, как вы с сестрой сели в первый поезд на Париж. По прибытии этого поезда на вокзал Орсе вас обоих задерживают. Вы все отрицаете.
— Да, отрицаю, что я кого-то убил.
— Вы также отрицаете знакомство с Исааком Гольдбергом.
— Я впервые увидел его мертвым за рулем не принадлежащей мне машины у себя в гараже.
— И вместо того, чтобы оповестить полицию, вы вдвоем с сестрой пускаетесь наутек.
— Я испугался.
— Вам нечего добавить?
— Нечего.
— И вы готовы повторить, что в ночь с субботы на воскресенье ничего не слышали?
— Я очень крепко сплю.
Уже, пожалуй, в пятидесятый раз он слово в слово повторял одни и те же фразы, и Мегрэ, окончательно обессилев, нажал на кнопку сигнального звонка. Через минуту явился бригадир Люкас.
— Я скоро вернусь, — сказал Мегрэ.
Разговор Мегрэ со следователем Комельо, которому поручили дело Андерсена, длился минут пятнадцать. Этот чиновник явно не хотел втягиваться в расследование.
— Вы сами увидите — это окажется одним из тех дел, с какими мы, к счастью, сталкиваемся не чаще, чем раз в десять лет. В них никак не докопаешься до сути. И надо же, чтобы его поручили именно мне!.. Подробности не вяжутся одна с другой. Взять хотя бы подмену автомобилей. Зачем она? И почему Андерсен не использует для бегства ту машину, что стоит у него в гараже, а вместо этого идет пешком в Арпажон, где садится на поезд? Чего ради на перекрестке Трех вдов появляется брильянтщик из Антверпена? Уж поверьте мне, Мегрэ, и вас и меня ждет куча неприятностей. Собственно говоря, они уже начались… Освободите его, если хотите. Возможно, вы и правы, полагая, что, коль скоро он выдержал семнадцать часов допроса, то выудить из него еще что-нибудь просто не удастся.
У комиссара слегка покраснели веки — он слишком мало спал.
— Вы видели его сестру?