Ночь на перекрестке

Кто-то испуганно вскрикнул. Дверь, которую держали изнутри, отворилась: появившаяся на пороге женщина упала на колени и запричитала:

— Я ничего плохого не сделала!.. Простите!.. Я… Я…

Это была мадам Мишоннэ. Волосы у нее растрепались, одежда перепачкалась в штукатурке.

— Где ваш муж?

— Не знаю!.. Клянусь, я ничего не знаю!.. Мне и без того хватает забот!..

Она заплакала. Ее крупное тело обмякло, лицо, залитое слезами и исказившееся от страха, казалось, постарело лет на десять.

— Это не я!.. Я ничего не сделала!.. Это он, уверяю вас!..

Мой муж не убийца и не вор. Он всегда был честным! Виноват во всем тот!.. С его страшным глазом!.. С тех пор, как он поселился на перекрестке, все стало плохо… Я…

По курятнику бродили белые куры и клевали крупные желтые кукурузные зерна. Сидевшая на подоконнике кошка сверкала глазами.

— Встаньте…

— Что со мной будет?.. Кто это стрелял?..

На нее жалко было смотреть. Женщина лет пятидесяти плакала, как ребенок. Когда мадам Мишоннэ поднялась на ноги, комиссар, чтобы успокоить, машинально похлопал ее по плечу, и она чуть ли не бросилась ему в объятия. Ухватившись за лацканы пиджака Мегрэ и уткнувшись лицом в грудь, она продолжала причитать:

— Бедная я, несчастная женщина!.. Мне пришлось трудиться всю свою жизнь!.. До замужества я работала кассиршей в самом большом отеле Монпелье…

Мегрэ пытался отстранить ее от себя и прервать ее жалостливые излияния.

— Лучше бы я всегда ею и оставалась… Помню, когда я уезжала, хозяин, который меня ценил и уважал, сказал, что я еще буду вспоминать об этом времени… И правда!.. Здесь мне пришлось гнуть горб еще больше, чем там…

Женщина снова разразилась рыданиями. Взглянув на кошку, она еще больше расстроилась:

— Бедняга Митсу!.. Ты тоже здесь ни при чем!.. А мои куры, хозяйство, дом! Вы знаете, комиссар, я убила бы этого человека, будь он сейчас передо мной! Я его сразу же раскусила, когда впервые увидела… Только один его черный глаз чего стоит…

— Где ваш муж?

— Откуда мне знать?

— Он ушел еще вчера вечером, не так ли? Сразу же после того, как я побывал у вас! Он такой же больной, как и я…

Не зная, что ответить, она оглядывалась вокруг, словно искала у кого-то поддержки.

— У него и вправду подагра…

— Мадемуазель Эльза здесь бывала?

— Никогда! — возмущенно воскликнула мадам Мишоннэ.

— Таких особ я у себя не принимаю…

— А мосье Оскар?

— Вы его арестовали?

— Скоро задержим!

— Он этого заслуживает… Моему мужу не следовало бы знаться с людьми этого круга. У них нет образования… Ах! Если бы все мужья слушали своих жен… Скажите, что происходит? Я только и слышу, как стреляют… Если с Мишоннэ что-то случится, я умру со стыда!.. Не говоря уж о том, что я слишком стара, чтобы наниматься на работу…

— Идите к себе в комнату…

— Что мне там делать?

— Выпейте чего-нибудь горячего… Успокойтесь… Поспите, если сможете…

— Поспать?..

Она снова разразилась рыданиями, из глаз ее хлынул целый поток слез. Полицейские не стали дожидаться, когда она успокоится, и вышли из дома.

Но Мегрэ тут же вернулся назад, снял телефонную трубку.

— Алло! Арпажон? Это полиция!.. Вы не могли бы сказать, куда звонили сегодня ночью по телефону, с которого я сейчас говорю?

Комиссару пришлось подождать несколько минут. Наконец ему дали ответ:

— Звонили в «Архив» по номеру 27—45… Это большое кафе у ворот Сен-Мартен…

— Я знаю… У вас были другие заказы от тех, кто живет здесь, на перекрестке «Трех вдов»?

— Минутку… Из гаража просят соединить с жандармерией…

— Спасибо!

Когда Мегрэ догнал шедшего по дороге Гранжана, начался моросящий дождь. Небо подернулось молочного цвета пеленой.

— Ну что, вы разобрались в этой истории?

— Да, кое-что прояснилось…

— Ведь эта женщина, кажется, ломала комедию?

— Нет, она как раз вела себя очень естественно…

— Но ее муж…

— С ним совсем другое дело. Честный малый, который плохо кончил. Или, может, жулик, корчащий из себя порядочного человека… Сейчас трудно определить!.. Целыми часами он ломал себе голову, придумывая способ, как незаметно скрыться… Воображение у него незаурядное… И играет он свою роль великолепно… Остается лишь выяснить, что он собрался делать сегодня ночью…

Набивая трубку табаком, Мегрэ подошел к воротам парка Андерсенов, где на посту стоял полицейский.

— Что нового?

— Ничего… Мы окружили парк, но никого не обнаружили…

Большая гостиная выглядела так лее, как и во время первого визита Мегрэ: на мольберте был виден эскиз ковровой ткани, выполненный в темно-красных тонах. На той же граммофонной пластинке отражались зеленоватые лучи света, который медленно, подобно туману, начинал проникать в комнату.

Под ногами Мегрэ вновь скрипнули ступени, когда он поднимался по лестнице на второй этаж. Карл Андерсен лежал на кровати и тихо стонал, но, увидев комиссара, тут же замолчал, пытаясь пересилить боль. Он спросил с тревогой в голосе:

— Где Эльза?

— У себя в комнате.

— А!..

Казалось, что ответ его успокоил. Он вздохнул, потрогал рукой плечо и, наморщив лоб, произнес:

— Кажется, моя рана не смертельна…