Ночь на вокзале. Сборник рассказов

Дома одно и тоже каждый день. Да он к этому привык. Только он мог вытерпеть часовые телефонные разговоры жены с подругами. А бесконечное лечение от бесплодия?! Она обвинила его в том, что он заставил ее сделать первый аборт.

Она забыла, как они жили тогда! Снимали квартиру, экономили на всем.. в его жизни даже намека на будущую карьеру не было. И он долго уговаривал ее повременить с ребенком. Они тогда любили друг друга и никто, кроме их двоих им был не нужен. Да, хорошее было время.

Молодость вспоминать было приятно. Он был счастлив по-настоящему. Сколько было веселых застолий с друзьями! Где те друзья сейчас? Позднее он сам стал избегать встреч с ними, ссылаясь на дела. Но как он не пытался думать о другом, в глаза кидалась молодая, веселая Маша. Маша последних лет – совсем другой человек.

И вот эти два образа жены слились в один болезненный и кровавый. В нем проснулась жалость. Часы летели со скоростью секунд. Постель горела под ним, он не знал, что с собой делать. В нем шевелилось и росло что-то человеческое: ужас, стыд, отвращение к самому себе. Он физически ощущал, как седеют волосы на его голове, струйки пота бегут по груди. Он смахнул одеяло, сел, уставившись в полумрак. «Господи, что это?»– взмолился он. И вдруг его осенило: телефон.

–Алло! У вас там должна быть… – говорил он, молясь и путаясь.

– Больная спит. Ей назначено лечение. Не переживайте вы так, завтра можете навестить, – ответил бодрый девичий голосок.

–Жива?Жива!!!– воскликнул он, и из самого нутра к глазам покатилась слеза.

За окном забрезжили сумерки и высветили на стуле халат жены. Будто она встанет сейчас, наденет его и пойдет в кухню готовить мужу завтрак. Большой человек на миг показался себе маленьким и ничтожным, обыкновенным мужиком, которому без жены никуда.

                  Бомж

( фрагмент романа И. Петровой «Идеальный мужчина» в обработке).

Шли святки. Люди ели мясо, запивая его вином, или, уютно устроившись у телевизора, наслаждались домашним уютом. А на улице замерзал бомж.

Мороз под тридцать градусов продолжался уже не первый день. Слепой старик, у которого он жил в аварийном подвале, метался в жару. Есть было нечего и надо было идти на улицу.

Превозмогая боль коченеющих рук и ног, он заходил в подъезды и звонил непослушной от мороза рукой в случайные двери. В одной квартире дверь открыла девочка лет десяти и тут же захлопнула ее, испуганно ойкнув.

Из-за другой бешено залаяла и застучала когтями по дереву собака. И он, звонко стуча застывшими ногами, обутыми в рваные холодные «дутыши», неуклюже выбежал вон. Дальше также не везло. Во всех глазах читал он свою ненужность и убожество. Люди отводили взгляд и старались отвлечься от тяжелого впечатления, что он проводил. Кожа на руках лопалась, кровила, но он уже привык и к боли. Всё же женщины были добрей. Он жадно сгрыз, неуклюже держа, несколько печений, проглотил яйцо, сплевывая приставшую скорлупу, хватил у подъезда снега.

В следующем подъезде вкусно пахло жареным мясом, отчего, приглушенный болью, его аппетит только усилился. Выбрав дверь попроще, позвонил, прислушиваясь к звукам изнутри. Дверь слегка приоткрылась. Встретил удивленный взгляд молодой женщины, а ниже любопытный доверчивый взгляд маленького мальчика. Женщина кивнула и ушла. Вскоре сунула ему подмышку пакет. Вздохнула, глядя на его руки, велела немного подождать и через минуту вынесла рукавицы. Что-то согрелось в его душу, и оттого физическая боль стала острей. Он открыл рот для благодарности, но женщина вдруг изменилась в лице, исказив его мимолетной гримасой отвращения и жалости, поторопилась закрыть дверь.

Он вышел из подъезда и побрел – никому не нужный в пустоте стылого вечера. Вдруг отчего-то перестало хватать воздуха, и он прислонился к случайному забору, почти не чувствуя холода, погрузился в тягостный полусон.

Как живуча душевная боль! Все умирает и застывает в человеке, а душа рется к лучшему. Умирая, он видел окна родного дома и мать. Он сделал несколько жутких шагов на свет. Ему отчетливо показалось: вот он дом, вот он! Шагнув на последнем дыхании к крыльцу, он рухнул, гулко стукнувшись об пол чужим деревянным телом.

Он не слышал, как втаскивала его в дом, выбиваясь из сил, седая старуха, как она причитала над ним, как над покойником. Женщина жила на свете уже девятый десяток лет, много знала, многих похоронила на своем веку, но тут растерялась. То, что это бомж, она поняла по тонкому плащику и дырявым сапогам. Что же делать? Бежать за скорой за две улицы? Но она не надеялась на свои силы, да и телефон мог просто не работать. Через миг она приняла решение. Достав из-за божницы начитанную долгими ночами мазь, смазала ею вспухшие кровоточивые руки бомжа, сняв одежду, смазала все тело. Больной застонал.

– Потерпи, сынок, потерпи,– приговаривала она. – Как хоть звать-то тебя

–Витя,-проговорил он. Вместе с теплом в тело возвращалась нестерпимая боль.