— Бут! — воскликнул он. — Наконец-то! Ну, скажите же вы мне, о чем я вас просил, когда давал конверт, в котором лежали деньги?
— Вы просили снести конверт в седьмой класс…
— …и положить его там в выдвижной ящик учительского стола.
— Этого я уже не помню, мистер Тикок. Снести конверт в седьмой класс, так вы сказали.
— Может быть, может быть, Бут. Но поскольку речь идет о моем поручении, это же было, конечно, само собой разумеющимся.
— Это было само собой разумеющимся, мистер Тикок. И я положил конверт на учительский стол. Выдвижной ящик — это не было само собой разумеющимся.
— Я же спросил вас, выполнили ли вы мое поручение.
— Наичестнейшим образом. Я положил письмо на учительский стол в седьмом классе. Класс был еще совсем пуст. Кто письмо потом доставил на место Джо Кинга, он сам, как посчитал судья, несмотря на его отрицание, или таинственный незнакомец, этого я, конечно, тоже не могу знать.
— О боже! Этого вы тоже не можете знать! Письмо лежало на виду…
— …на вашем учительском столе, мистер Тикок.
— Это вы, значит, на процессе…
— …на процессе я так и сказал, мистер Тикок. Меня тогда не как свидетеля допрашивали. И это я указывал в протоколе у мистера Эда Крези Игла. Сегодня утром.
— Вы указали?
— Да, я это сделал. Я считаю это правильным. Ведь может случиться, что снова будет возбуждено дело.
Лицо Теодора Тикока помертвело. В нем и следа не осталось от того властного выражения, с которым он всего лишь несколько лет назад бесцеремонно правил своими учениками.
— Ну… мне, пожалуй, надо… надо идти… У меня урок в одиннадцатом классе.
Директриса не задерживала его. Тикок попрощался.
Гарольд Бут повернулся к Квини.
— Миссис Квини, не уделите ли вы мне минутку? Я хочу вам кое-что сказать, и здесь это сделать лучше, чем где-нибудь в другом месте.
Квини безучастно молчала.
— Говорите, Бут. — Директриса строго смотрела на Бута.
Он уставился в пол и облизывал губы, как будто бы они у него пересыхали.
— Сядьте, Бут.
— Спасибо. Лучше уж я постою. Миссис Кинг, когда я сегодня был в суде, чтобы сделать заявление о злополучном почтовом конверте с деньгами Тикока, я услышал, что вы сообщали о краже лошадей. И вы при этом высказали такие соображения, которые наводят подозрения на меня. Но я же не крал ваших лошадей. В конце концов, у нас есть свои лошади на ранчо. В предшествующую ночь у меня, наверное, неудобно с вами получилось, миссис Кинг, и я сожалею об этом. Я не знаю, можете ли вы простить меня. Я был немного пьян. Такого не должно быть. Но только немного. И это, конечно, привело к денежному штрафу. Это я тоже указал в протоколе. Ваш муж выгнал вас из дома и орал и шумел там, а вы стояли снаружи в холодной ночи. Я это видел и слышал, и я хотел вас пригласить к нам, чтобы у вас ночью была бы крыша над головой. Разве не так? У меня были лучшие намерения, но, наверное, ночью это оказалось не совсем ясно.
Гарольд Бут сделал паузу.
Квини молчала с безучастным выражением побежденной.
— Вы меня тогда неправильно поняли, миссис Кинг. Хотя я все же говорил, что вам нельзя оставаться всю ночь на улице, а что надо идти со мной. Но вы, вероятно, по запаху поняли, что я был пьян — этого не должно было быть, — и вы ужасно меня испугались. Когда я к вам подошел, вы меня, ни слова не говоря, пришили ножом к стене. Вы были совершенно сбиты с толку. После этого вы убежали в загон и совершили на жеребце прыжок через ограду.
Действительно, это был грандиозный прыжок. Ограда для такого жеребца недостаточно высока. Это объясняет все, не так ли? Вероятно, Пегий захотел налететь на карего, который стоял привязанный к колу снаружи. Оба жеребца ненавидели друг друга и даже боролись друг с другом. Этим объясняется побег карего. Кобылы, естественно, пошли с жеребцами. Я хотел вам это объяснить, даже только лично вам, миссис Кинг, потому что я сегодня очень далек от того, что вы обо мне думаете. Поэтому я так рад возможности с вами здесь спокойно поговорить. На нашем же ранчо меня просто травят. Поэтому я время от времени ухожу теперь прочь, к одному из моих зятьев. Я в суде показал и сообщил, чего я добивался.
В этом нет никакой скрытой опасности. Нет сомнений, что виновник не уйдет от возмездия.
— Где Пегий? Где вторая кобыла? — выдавила из себя Квини.
— Дорогая миссис Кинг, откуда же я могу знать! Но я желаю вам от всего сердца, чтобы Пегий скоро снова нашелся и был бы пойман; это великолепное и наверняка очень дорогое животное. И кобыла немногим ему уступает. Да, вот это я и хотел вам еще сказать. Билл Темпл ждет меня на своем служебном автомобиле. И передайте своему мужу, что он должен выкинуть из головы свои фантазии. Я не клал конверт на его место, как он публично утверждает, и я не угонял его лошадей. И он должен взять себя в руки и не выгонять снова свою молодую жену среди ночи из дома, а потом там орать и шуметь.
— В какого негодяя вы превратились, Гарольд, в какого лжеца…
Квини попросила миссис Холленд вывести ее, потому что ей стало плохо. Ее одолела тошнота.
Пришла Марго и уложила ее, дала ей слабое успокоительное и укрепляющее средство. Квини с часок поспала.