Ночь над Сербией

Когда за Павлием закрылась дверь, старший офицер, отвечающий за неприкосновенность стратегического объекта, проворчал под нос нелестные слова о молокососах, лезущих с безумными идеями не в свое дело, и вернулся к написанию еженедельного отчета. Красивое оформление документации занимало его гораздо больше, чем мальчишка с идиотским рассказом. О словах Павлия он забыл через две минуты.

Радиомаяк на спутниковой антенне CNN исправно посылал в пространство регулярные контрольные импульсы. Система работала стабильно, без сбоев, и на крупномасштабной карте Белграда в операционном зале Агентства Национальной Безопасности США здание телецентра было отмечено зеленым огоньком.

* * *

Хашим просидел между стропил до наступления темноты.

Уже давно прекратились крики, выстрелы, почти погасли пылающие дома, а он так и не решился покинуть убежище, боясь, что солдаты вернутся. И только когда сгустились сумерки и он почувствовал, что у него лопнет мочевой пузырь, мальчик спустился по уступам стены.

Хашим прополз через огород, змейкой пересек грядки с кустами томатов и устремился в лесок на склоне горы. Он не обращал внимания на вечернюю прохладу, не замечал ветвей, хлеставших его по лицу, не думал о том, куда бежит. Лишь бы подальше от места, которое еще утром было родной деревней, а теперь превратилось в дымящееся кладбище.

Сквозь окуляры прибора ночного видения за Хашимом с улыбкой следил дозорный в камуфляжной сербской форме. Он уже связался по рации с соседним постом, и на перехват улепетывающего мальчугана вышли двое. Командир отряда, уничтожившего деревню, был профессионалом и никогда не полагался на случай. Потому то он и оставил по периметру несколько постов, приказав вести наблюдение до утра.

Дозорный почувствовал охотничий азарт и пожалел, что не ему дадут прикончить беглеца. Однако свою задачу он выполнил на отлично.

* * *

Владислав пролежал в зарослях осоки до половины двенадцатого ночи, кляня на чем свет стоит болотную мошкару.

Вокруг все было недвижимо, значит, его никто не ищет. Это наводило на разные мысли, и Влад окончательно уверился в том, что не зря сбежал от сербских полицейских. Грамотно сбежал. Будь на месте патруля не подозрительные, непонятно чем занимающиеся резервисты, а нормальные военные, ровно через час весь прилегающий к болоту район был бы оцеплен войсками и местной полицией. С поисковыми собаками и вертолетами, разумеется. Ибо Влада идентифицировали бы как хорошо подготовленного разведчика диверсанта либо из УЧК, либо из натовской спецслужбы. А раз вокруг все было тихо мирно, то принадлежность встреченного патруля к регулярным частям вызывала сильные сомнения, которые крепли с каждым проведенным в тишине и бездействии часом.

Когда на небе высыпали звезды и темнота сгустилась окончательно, Рокотов тронулся в путь. Перепрыгивая с кочки на кочку, он добрался до опушки леса и полежал минут десять, прислушиваясь и осматривая близлежащие холмы — не мелькнет ли где огонек фонаря или свет костра.

Напившись воды из ручейка и компенсировав избыток жидкости мощной струёй на сосну, Рокотов углубился в лес, забирая немного вправо, чтобы через десять двенадцать километров оказаться с противоположной от дороги стороны лагеря. С соседней возвышенности можно понаблюдать за территорией базы и выяснить, есть ли там полицейские. Если нет, то все просто, если есть, то, как говорится, возможны варианты.

Самым сложным представлялся пеший поход до Белграда и объяснения в российском посольстве: почему биолог из питерского института с труднопроизносимым названием бродит по чужой стране без документов, не может внятно описать, что с ним, собственно, произошло, а несет околесицу о ночных стрелках, полицейских мародерах и потерянном пенале с инструментами.

Причем технические трудности двухсоткилометрового перехода меньше всего волновали Влада. Для россиянина, привыкшего к грандиозным отечественным просторам, какие то две сотни кэмэ представлялись чем то вроде необременительной прогулки. Ибо топать пришлось бы по ночам.