Ночь накануне (ЛП)

- Дерьмо, если это моя приходящая няня..., - она ткнула пальцем в сторону Рида. - Даже не говори этого, я сама знаю. У меня еще есть пятнадцать минут. - Она просмотрела сообщение пейджера. - О, вот так новости. Это Барт. Наверняка появилась еще одна причина, по которой он не сможет заплатить алименты. Интересно, что на этот раз? У него сломался грузовик? Он снова потерял работу? Он несколько предсказуем. Дерьмо! Каждый гребаный месяц!

Она пронеслась по холлу, безостановочно ругаясь, а Рид, все еще размышляя об Аманде Монтгомери и заявлении о покушении на ее жизнь, решил зайти за своими факсами.

Их было несколько, от Аманды Монтгомери пока ни одного, но тот, который привлек его внимание, пришел от детектива из Нового Орлеана, Mонтойи. Это была фотография и описание Марты Васкес.

Фотография оказалась зернистой и черно-белой, но на ней была запечатлена красивая женщина с короткими темными волосами, немного курносым носом и полными, чувственными губами. Рид не мог не задаться вопросом, что с нею случилось и как это могло бы быть связано с делом Бандо, если все же такая связь существовала. В сообщении говорилось, что у Марты на животе был шрам от аппендицита и татуировка в виде колибри на лодыжке. Она была студенткой-заочницей и в последнее время работала в страховой компании, пока внезапно не исчезла безо всяких объяснений.

Очень похоже на случай Ребекки Уэйд, психиатра Кейтлин Бандо.

Совпадение?

Вряд ли.

Марта Васкес была дочерью Люсиль Васкес, прислуги, экономки, и главной няньки выводка Монтгомери. Значит, Марта знала детей Монтгомери. Он нахмурился. Она исчезла..., вот и все, что было о ней известно. Ее полгода никто не видел. Он разглядывал фотографию, возвращаясь в свой кабинет, где надрывался телефон.

- Детектив Рид, - сказал он в трубку, бросая бумаги в почти переполненный ящик. Сначала самое главное.

* * *

Крикет осталась одна в салоне. Ее последняя клиентка, богатая женщина, которая ''умерла бы" если не смогла бы назначить свидание на вечер, уехала на новеньком «кадиллаке» наконец довольная оттенком, включавшим в себя никак не меньше семи цветов, и сложной стрижкой, занявшей почти три часа. Крикет посмотрела на грязные полотенца, наваленные на стиральную машину, но подумала о Мисти, девушке, которая открывала салон в несусветную рань. В восемь? В девять? Неважно. Мисти, с ее раздражающе жизнерадостным характером, фальшивыми сиськами и непрекращающимся хихиканьем, распрекрасно может выстирать и высушить полотенца.

Дерьмо, эта работа ее уделала. Целый день на ногах слушать, как эти бабы скулят о своих мужьях или детях.

Но Крикет знала, что на самом деле они не жаловались, по их голосам было понятно, что они гордились своими супругами и детьми, они просто разыгрывали спектакль "ох, бедная я несчастная многострадальная жена и мать". Крикет терпела их треп только потому, что это была часть ее работы и обычно она включала в себя чаевые, хотя некоторые женщины были настолько прижимистыми, что с деньгами расставались со скрипом.

У Крикет болели все мышцы, и она хрустнула шейными позвонками, после того как подмела вокруг своего рабочего места в салоне, вымыла раковину, затем повесила свой передник на крючок возле черного хода. Ее кола стояла там, где она ее и оставила – возле раковины. Девушка взяла банку и сделала глоток через соломинку. Кофеин, именно в этом она и нуждалась. Ну, и возможно в глотке или двух текилы... или косячке. А может во всем сразу. На свои чаевые, полученные за неделю, она могла бы купить несколько напитков и возможно унцию или две травки.

Крикет вышла на крыльцо, где она и другие девочки обычно курили. Вопреки приказам Марибелл, владелицы салона, они оставляли черный ход открытым и выбегали наружу для короткого перекура.

Заперев салон, Крикет, порылась в своей сумочке, выискивая сигареты и зажигалку. В мятой пачке осталась только одна сигарета и та была немного надломлена. Дерьмо. Ей удалось зажечь проклятую штуку, пока она шла вниз по переулку, втиснувшемуся между двумя главными улицами. По правде говоря, это был проход между домами, загроможденный мусорными контейнерами, коробками, и там не было даже намека на стоянку. Марибелл настаивала, чтобы девочки парковались подальше, оставляя каждое крошечное место на стоянке для клиентов.

В сущности, Крикет было плевать, где парковаться.

Еще Марибелл намекала, что ей причитается процент от чаевых косметологов. Как бы ни так. Жадная старая карга. Крикет подумывала бросить эту работенку. Она допила свою кока-колу и выбросила пустую банку в мусорный контейнер. Ночь была темной, туманной и жаркой, без малейшего признака луны и звезд, только уличные фонари, распространяющие жуткий свет и привлекающие насекомых. Ей докучали москиты.

Срезая путь за бензоколонкой, она прихлопнула москита, и боль, не отпускавшая ее большую часть дня, казалось, растаяла. Фактически ее ноги стали, как резиновые, ей было тяжело двигаться. И зрение стало нечетким. Она перетрудилась. Вот именно, слишком перетрудилась.