Ночь огней

То есть Вонни получит кукиш, а не половину наследства, на что Рейнольдс согласился, торопясь расторгнуть брак с Сюзанной. Вонни никому не говорит, сколько ей достанется. Даже Андре не знает, что его теща, которая в последнее время вместе с соседкой высматривает по вечерам на веранде НЛО, вынудила Рейнольдса согласиться на ее условия.

Вонни видит, как внимательно Рейнольдс и Гейл следят за ней, и понимает, что они у нее в кулаке. Сейчас отец и мачеха сделают все, что она попросит, лишь бы заполучить ее подпись. Чтобы проверить свою власть, Вонни просит чашечку чая.

Гейл вскакивает с подлокотника дивана, на котором сидит, и бежит в коридор звать Оделл. Поспешность Гейл наводит Вонни на мысль, что можно попросить десять или пятнадцать тысяч. Или даже попытать удачи и попросить двадцать. Рейнольдс будет орать на нее, даже захочет ее ударить, но в конце концов, наверное, согласится. Она думает, как много значат эти деньги. Думает о счетах за электричество и газ, об обучении в колледже, о полном шкафе новых платьев. Но что-то останавливает ее. Заставляет лениво закинуть ногу на ногу и гадать, принесет ли Оделл лимон для чая. Как глупо было надеяться остаться на ночь! Она едва удерживается от смеха.

Гейл возвращается с чаем. На подносе есть и тарелочка с нарезанным лимоном, и маленький серебряный сливочник. Хотят попотчевать ее сливками. Вонни знает, что они так же добры к своей кошке, холеной черной твари, кличку которой она никак не может запомнить. Вонни пьет чай и прикидывает, успеет ли добраться до Пенсильванского вокзала за двадцать минут, до часа пик. Лонг-Айлендская ветка доставит ее к Джилл еще до ужина. Сегодня Вонни будет спать за два дома от своего старого жилья. Когда-то ее отец пек домашние яблочные пироги, в пику, как она теперь знает, фабричным пирогам, которые выпускал дед. Сперва он резал яблоки на широкой деревянной доске. Затем выжимал на ломтики лимон, чтобы они не потемнели, пока он готовит тесто. Он рубил масло с мукой и замешивал тесто, раскачивая кухонный стол. Отец использовал только коричневый сахар и предпочитал зеленые яблоки красным. В каждом его пироге было четыре яблока, с кожицей, но тщательно вырезанными серединками.

Вонни не сомневается, что Оделл велели держать Уинна на кухне. Жаль. Хорошо бы посмотреть на него и поискать знакомые черты. Она говорит Рейнольдсу, что не может согласиться на его условия, и он отвечает, что так и думал. Он считает, что во всем виноваты деньги. На самом деле — выражение его лица, когда он спросил, где она остановилась. Вонни хочется поскорее выбраться на жаркую улицу, долго бежать через похожий на пещеру вокзал, чтобы не опоздать на поезд. Она бросается к двери. Ей так хочется покинуть отцовский дом, что она не может успокоиться, пока лифт не спускается на первый этаж.

По дороге на Лонг-Айленд Вонни размышляет, что станет делать, если окажется в поезде с Андре и Саймоном, а в подводном тоннеле, через который они будут мчаться, произойдет взрыв. Кого она спасет? Ответ приходит незамедлительно: Саймона. Ведь Андре способен сам о себе позаботиться. И она не видит смысла пробиваться на поверхность, если некого спасать. В любом случае, поверхность — лишь иллюзия. Высокие дома, такси, железнодорожные пути в Квинсе — только структурированный прах. Вонни решает, что можно взять ссуду под залог дома или, на худой конец, потребительский кредит. Слишком поздно, когда это уже стало не важно, она понимает: будь у нее бабушкино кольцо, сейчас она сняла бы его с пальца и бросила на пол. С каким приятным звоном оно покатилось бы в конец вагона!

Саймон начинает скучать по матери после дневного сна. Это несформировавшаяся мысль, скорее нечто вроде неприятного ощущения, как будто он съел слишком много конфет. Когда отец собирает полдник, Саймон плачет, потому что не видит рисовых хлебцев, хотя он их больше не любит. Мать всегда дает ему апельсиновый сок, а не клюквенный. Он так доводит отца, что тот восклицает «Черт побери, или это, или ничего!» — и швыряет на стол пакет с крекерами.

Затем они молча жуют крекеры и ломтики сыра, не осмеливаясь смотреть друг на друга. Окна распахнуты, но воздух неподвижен, тяжело провис невидимыми нитями. Нельсон не отходит от канавы, которую вырыл утром в самой тенистой части двора. Пока Саймон насыпает пластиковым стаканчиком собачий корм в миску Нельсона, Андре обзванивает знакомых. Он хочет отправить сына в гости и доделать «харлей», чтобы было чем оплатить медицинские счета. Сперва звонит членам распавшейся детской группы, но Мэтт уже уехал на море, а у Кейт гостят родители. Андре набирает номер Фридов, своей последней надежды. Элеонора Фрид понятия не имеет, с кем говорит, пока Андре не представляется отцом Саймона. Ее так поражает вежливая просьба нелюдимого соседа, что она соглашается присмотреть за малышом, хотя немедленно жалеет об этом.