Ночь огней

Вонни сидит на кухне у Джилл и слушает гул шоссе Саутерн-стейт. Помнится, ребенком она не замечала этого шума, хотя он должен был бы прокрасться в ее сны, создавая ощущение, что машины всегда отъезжают от ее дома. Джилл ненавидит пригороды, но вернулась, когда семейный бюджет затрещал по швам. Она переехала бы обратно хоть завтра, но оказалась в ловушке. Ее дочерям здесь нравится. Младшей двенадцать лет, она сейчас на балете. Старшая, Мелисса, сидит за столом напротив Вонни и пьет низкокалорийный холодный чай с лимоном. Светлые волосы Мелиссы заплетены в французскую косу. Девочка очень похожа на шестнадцатилетнюю Джилл. Когда Джилл окончила школу, она была уже на четвертом месяце. Именно Вонни устроила первое свидание Джилл и Брайана, и потому ей немного неловко. Как будто вся ответственность лежит на ней.

В этот визит Вонни всего ближе Мелисса — с бледно-розовым лаком на ногтях, в фиолетовых кедах. В ней куда больше знакомых черт, чем в ее матери. Джилл ни разу не навестила Вонни в Чилмарке. Однажды, до того как Вонни встретила Андре, Джилл приехала в Бостон, проплакала все выходные и вернулась домой к Брайану и крошкам дочерям. Но теперь все наладилось, уверяет Джилл. Она не стесняется говорить о самом наболевшем при Мелиссе. Зато Вонни присутствие Мелиссы мешает высказать все, что она думает. А думает она, что Джилл, как обычно, себя недооценивает, напрасно убедила себя в собственной глупости. Вонни не уверена, что после стольких лет они все еще настоящие подруги. Они разговаривают по телефону, но видятся лишь во время редких вылазок Вонни в Нью-Йорк. Джилл дважды встречалась с Андре, а с Саймоном — только раз.

После ужина они отправляются на прогулку, оставив с дочерьми Брайана. Вонни хочется обнять Джилл. Но они просто идут так близко, что касаются друг друга плечами. Сумерки, пахнет скошенной травой. Дети перекрикиваются на задних дворах. Вонни и Джилл подходят к школе, в высоких арочных окнах отражается темнеющее небо. Джилл достает из кармана сигарету и зажигалку и рассказывает, что нового случилось у знакомых: четыре развода, нервный срыв… Она перечисляет бывших одноклассниц, которые пришли на ежегодную встречу.

— Как это мы так быстро постарели? — недоумевает Джилл.

— Ты говоришь, что постарела, с тех пор как тебе исполнилось семнадцать.

— Так и есть, — настаивает Джилл. — Я постарела. Только теперь у меня есть доказательство — толстый зад.

— Ничего подобного.

— Ты-то совсем не изменилась.

Вонни недоверчиво смеется, и Джилл настаивает:

— Серьезно. Ты даже похорошела.

Они садятся на обочину, чтобы Джилл выкурила еще одну сигарету, перед тем как идти домой. Совсем как раньше, летними вечерами, когда они сбегали от матерей и поджидали мальчиков. Они видят младшую дочь Джилл, Керри, едущую на велосипеде по улице. Когда Вонни и Джилл учились в школе, девочки-подростки не катались на велосипедах. И в мяч не играли. Они делали прически, ругались с матерями и клялись, что не забудут, каково это — быть молодыми. Но забыли. Они жалеют, что больше не живут по соседству. Жалеют, что больше не могут поверять друг другу секреты. Джилл рассказывала Вонни о своих делах, но в последнее время перестала. Обе поняли, что одно и то же повторяется снова и снова. Если бы они встретились сейчас, взрослыми, то даже не понравились бы друг другу, не говоря уже о том, чтобы стать подругами.

Вдоль Саутерн-стейт загораются фонари, и Вонни вспоминает, что сегодня Ночь огней. Она специально не пошла на праздник, после того, что случилось в прошлом году. Быть может, зря? Она могла сейчас быть в Оук-Блаффсе. Могла быть с Андре. Вонни надеется, что без нее он не пойдет.

Когда они возвращаются домой, с крыльца слетает карликовый шнауцер и с лаем бежит следом. Вонни оборачивается и рявкает:

— Бу!

Шнауцер убегает, и женщины покатываются со смеху.

Керри уже убрала велосипед и сидит на бетонном крыльце перед домом.

— Ты бы хотела снова быть шестнадцатилетней, как она? — спрашивает Джилл.

— Еще как, — признается Вонни.

— Не верю, — говорит Джилл. — Ты была несчастна.

— Не была, — настаивает Вонни.

— Я помню тебя лучше, чем ты сама. Была.

Дочери Джилл ложатся в одной комнате, а Вонни занимает постель Мелиссы. Стены увешаны фотографиями Брюса Спрингстина, и Вонни кажется, что за ней наблюдают. Гул машин мешает уснуть. Вонни думает об отце и о том дне, когда он ушел. Ему хватило ума собрать вещи и убраться после полуночи, чтобы дочь не видела. Но она видела. Наемный фургон стоял на подъездной дорожке за машиной Сюзанны. Вонни поужинала и допоздна просидела у Джилл. Им было девять или десять лет, точно она не помнит. Они соорудили палатку из простыней, запаслись фонариками, печеньем, термосами с водой. Они поклялись всегда говорить друг другу правду, но когда Джилл спросила: «Ты не очень расстроилась из-за папы?» — Вонни скорчила кислую мину и ответила: «Нет».