Ночь падающих звезд. Три женщины

Где она пряталась? В огромном обеденном зале, где их кормили поочередно, он встречал то одного, то другого члена группы, но фрау Штанци среди них не было.

После ужина он любовался на палубе заходом солнца. Над морем висела легкая розовато-голубоватая дымка, таинственно мерцая и напоминая великолепные декорации к опере Вагнера «Гибель богов». Люди вокруг собирались стайками, фотографировались, подзывая друг друга, смеялись. И лишь Теобальд, одинокий, как степной волк, стоял, положив руку на поручень. Соленый бриз трепал его волосы. Он мечтал. О чем? Вечная и неизбывная мечта — возможно, о Дуне, а вернее о человеке, который бы его понимал, принадлежал ему душой и телом, с которым он мог бы поговорить.

Где, черт побери, эта Никола Штанци? Разве она не отвечает за их группу? Если сейчас, среди этих чужих людей, он вдруг почувствует себя плохо и скопытится, ну даже просто упадет в обморок, что тогда? Кто известит ее об этом? Он даже не знал, где ее каюта! Туристов распределили по разным палубам. И повсюду ни одного знакомого лица.

Когда стемнело, он прошелся по судну, раздумывая, пойти в кино или на дискотеку, но там буйствовала одна молодежь, а фильм он уже видел. В конце концов он пошел на чувственные звуки рояля и очутился в Зеленом салоне. Здесь было очень уютно: ниши и мягкий свет маленьких настольных ламп. За роялем сидел не первой молодости пианист и играл старые мелодии: изумительную сентиментальную музыку к «Касабланке». Ну чье сердце не дрогнет? «Я смотрю в твои глаза, малышка…» Знаменитейший тост из фильма в немецком переводе звучал более сентиментально и трогательно, чем в оригинале. И от этого еще более вышибал слезу…

Весь во власти лирических чувств, Теобальд присел за один из столиков перед балюстрадой. За его спиной проходили немного приподнятые, покрытые ковром мостки, по которым можно было обогнуть салон. Он заказал шампанское, чувствуя, что ему необходимо взбодриться. Его вдруг охватил страх. Что будет, когда они приедут в Эдинбург, а затем последуют на север, в Черный Замок? Что ожидает его там? Если Дуня его опять разочарует, ранит, покинет… Этого он уже не сможет пережить.

Он желал видеть сейчас рядом с собой Николу Штанци, и это чувство было настолько сильным, что он удивлялся, почему она не появляется.

— Ах, вот и профессор! — неожиданно раздался женский голос.

Он вздрогнул и обернулся. Но это была не Никола Штанци!

Выстроившись в ряд, как курицы на насесте, у перил стояли вдовы, все трое. В автобусе они уже выяснили, кем он является. Они знали его картины, и те нравились им, как и голос Пласидо Доминго и книги Консалика. И вообще эти дамы являлись поклонницами искусства. Они тут же завладели Тео. Подошли к его столу и кокетливо поинтересовались, нельзя ли им к нему присоединиться. С трудом выдавив любезную улыбку, он пригласил их за стол. А что ему оставалось делать?

Вдов звали Эмми, Хильда и Траудель. Все родом из Хемница, что чувствовалось по их речи. Хильда со дня свадьбы жила в Хайльбронне, а Эмми и Траудель приехали к ней в гости. Ну, а поскольку дела у «восточных пенсионеров» шли не слишком блестяще, то Хильда оплатила им путешествие. Соответственно и тон в этой троице задавала она.

— Почему в одиночестве, профессор? — Она наклонилась к нему. Раньше она руководила большим предприятием, вместе со своим мужем, а потом на их место пришел зять, и теперь она наслаждалась жизнью. — Кого-нибудь ждете? — Она с недоумением посмотрела на бутылку шампанского и одинокий бокал.

— Вас, естественно. — Теобальд разыгрывал прожигателя жизни и, слегка отодвинувшись от Хильды, сделал приглашающий жест. — Не желаете ли разделить со мной компанию?

Они желали. Он попросил принести еще три бокала. С каждым глотком в дам вливались бодрость и энергия. Акцент их усиливался, впрочем, как и игривость, они становились более сексапильными. Хильда, белокурая и пышнотелая, с гривой волос и ниткой жемчуга на полной шее; Эмми, нежная и морщинистая; и, наконец, Траудель в таких огромных роговых очках, что они испугали Тео. Ему приходилось нелегко: проявляя заинтересованность, терпеливо выслушивать истории их жизни. Подружились они еще в школе и вместе посещали уроки танцев, ходили в музеи и на выставки, ах, да, а лотом Хиль да вышла замуж и воздвигли стену, и уже в течение десятилетий они не виделись друг с другом.

Мужья умерли, и чтобы скрасить одиночество, они начали путешествовать. А что им еще оставалось, верно?

— Очень хорошо могу себе представить.

Тео откашлялся, ибо ложь застревала у него в горле, но, вспомнив Хабердитцеля с его испытанными трюками, вновь начал:

— Очень хорошо могу представить себе вас молодыми девушками, всех троих. Наверняка у вас отбою не было от поклонников, вас обожали.

Конечно, и еще как! Последовали смешки, признания, посыпались имена. Тео тоскливо огляделся. Как бы ускользнуть ему отсюда?