Осколки памяти
Человеческая память — удивительное явление. Иногда почему-то запоминается что-то не главное: какие-то отрывки, впечатления, и ты даже не можешь вспомнить, где и когда это было. А бывает наоборот — из памяти напрочь выключены очень важные в твоей жизни события, из чужих слов ты знаешь, что они были, и ты присутствовала при этом, но вспомнить их не можешь.
Самое раннее мое воспоминание: кто-то подносит меня к маминой груди. Грудь — большая полная, с небольшим коричневым соском. Я вижу эту грудь и тянусь к ней.
Мы с мамой у детского врача, и меня кладут голенькую спинкой на специальные весы. Хотя они застланы клеёнкой, но она страшно холодная, и мне очень неприятно.
Я это запомнила, и когда у меня появился собственный ребенок, я обязательно застилала детские весы тканой пелёнкой.
Мне, очевидно, не многим более года, я гуляю с няней. В нашем большом дворе валяется много яблочных огрызков. Я их подбираю и тяну в рот. А няня меня ругает. Я не понимаю, почему она отбирает у меня эти огрызки: ведь они такие вкусные — сладкие и слегка привяленные.
Мы живем на даче. Перед домом лужайка, а за ней овраг, вдоль которого растут сливовые деревья. Я подбираю и ем валяющиеся на земле крупные, темно синие сливы. (Позже мама сказала, что это мы жили на даче в Люботине под Харьковом, и мне было тогда около двух лет.)
Накануне у нас были гости. Папа с мамой еще не встали, няня чем-то занята в ванной. Я в ночной рубашке выхожу в кухню. Стол завален грязной посудой. Я залезаю на табуретку и начинаю доедать с тарелок вкусные килечные хвостики с серебристыми остатками мякоти на них.
Запомнился случай, как я со своей няней и другая няня с каким-то мальчиком идём от «дома Саламандра» (так называли у нас огромный дом страхового общества «Саламандра») и начинаем переходить Рымарскую улицу. Няни мирно беседуют, а мы идем рядом. Вдруг, не знаю почему, я бегу вперед через улицу. Няня в ужасе кричит: «Эрочка, остановись!» А я, не слушая её, бегу всё быстрее. И вот буквально перед моим носом, обдав меня горячим ветром, на бешенной скорости пролетает машина. Откуда она взялась на нашей тихой Рымарской улице, где вообще-то почти не было машин? Это один из нескольких запомнившихся мне случаев в жизни, когда мой Ангел-хранитель уберёг меня.
Огромное наслаждение, когда мы куда-нибудь идем вместе с папой и он берет меня на руки. Но однажды папа отказывается меня нести, а я канючу: «Хочу на ручки…». Но папа говорит: «Ты уже большая, и должна ходить сама». «Нет, я ещё маленькая и я устала». «А что ты вчера утверждала, когда мама посылала тебя спать? Ты говорила, что уже большая. За свои слова надо отвечать».
К нам в гости приехала из Москвы очень красивая тётя — это старшая папина сестра, тётя Яся — детский врач. Мама попросила, чтобы она меня посмотрела. Помню, я, голенькая, стою около окна перед тётей, которая сидит в кресле и выстукивает, выслушивает меня через трубочку. Потом она пребольно ущипнула меня за попку и, хлопнув по ней ладонью, оттолкнула со словами, что-то вроде: «Крепкий, здоровый ребёнок».
Мне года три-четыре. Я быстро-быстро бегу, меня опьяняет ощущение почти полета. Няня мне кричит: «Остановись! Разобьешься!» Но я уже не могу остановиться, ноги заплетаются, не поспевая за инерцией тела. Мне страшно, я знаю, что сейчас упаду. И я лечу на землю, в очередной раз сбивая в кровь свои коленки, покрытые еще незажившими корками от предыдущих падений. Я захожусь в громком рёве, но не столько от боли, сколько от пережитого страха.
Я никак не могу определить: один час, одна минута — это сколько: много или мало. У нас гости, а мама отсылает меня спать. Мне не хочется уходить, я поднимаю крик: «Ну еще пять минуточек!» Мама соглашается, но буквально через несколько мгновений говорит: «Всё, пять минут прошли». Я безропотно даю унести меня в спальню — уговор дороже денег. Оказалось, пять минут совсем мало. После этого маминого обмана мне понадобилось несколько лет, чтобы начать реально ощущать продолжительность времени.