Ночь печали

Еще до того, как он встретил Ботелло, предсказателя этой экспедиции, Кортесу пророчили смерть от руки ревнивого супруга. Другие говорили ему, что его ждет казнь через повешение за убийство своей жены. Он действительно мог убить свою жену Каталину, оставшуюся на Кубе, сеньору Кортес, жившую на холме в его имении и спавшую на кровати с пуховыми перинами, привезенными из Испании, как будто на острове не было пуха, чтобы изготовить перину здесь. Их брак стал настоящей несправедливостью, политической игрой, ведь ее кузен не кто иной, как губернатор, губернатор Веласкес, его начальник.

С другой стороны, Малинче, его донья Марина, была проституткой. Так говорили. Агильяр как-то услышал, что Лапа Ягуара ругает Малинче на языке майя, называя ее шлюхой. Неважно. Собственно говоря, Кортес воспринимал этот факт как вызов, ведь он должен был думать не только о своем наслаждении, но и о том, чтобы удовлетворить ее. Женщины ночи славились своей холодностью. Они привыкли изображать страсть, и потому их трудно было расшевелить, так как они не ощущали истинного возбуждения. Им не нравилось, когда их целовали в губы, когда смотрели им в глаза, когда нежно шептали их имена. Кортес был решительно намерен влюбить в себя эту девчонку.

До встречи с Малинче Кортес гордился своими победами на одну ночь. Он наслаждался азартом, соблазняющими взглядами у фонтана, легкими прикосновениями при знакомстве, флиртом, благоглупостями, обменом амулетами. В тяжелые времена он полагался на таланты предсказателей и магов, надеясь на то, что те помогут ему добиться своего. В его любимом романе «Селестина» Фернандо де Рохаса томимый любовью юноша пришел к ведьме по имени Селестина, чтобы та изготовила для него любовное зелье. Когда ведьма спросила, какую религию он исповедует, герой книги заявил, что нет для него Бога, кроме возлюбленной. Сам Кортес был католиком и больше всего в жизни ненавидел неверных, но все же в его душе находилось место и для таких мыслей. Там нашлось место для многих идей. Одним из его героев был Эль Сид, человек войны, сражавшийся как на стороне католиков, так и на стороне мавров и язычников. Он восхищался Александром Македонским из-за его амбиций и боготворил Юлия Цезаря, политика и солдата. Еще он знал о Роланде и английском короле Артуре. Но короля Артура обманул один из его последователей, златовласый Ланселот. Ланселотом Кортеса стал Альварадо, терний в его короне, кость в зубах, зуд на спине, заноза в пятке. А Малинцин, по правде сказать, да проклянет ее Бог, ах, Малинцин, она… Кортес вынужден был признать, что она ему очень нравится. Привлекательная, как и все остальные женщины, Малинцин не утратила своего очарования после того, как он вкусил ее плод. Она сопротивлялась ему, и, Кортес это замечал, она подавляла в себе чувства к нему, но, с другой стороны, Малинцин не позволяла ему игнорировать ее, не давала ему расслабиться, ощутить вседозволенность, не позволяла ему ослабить свою защиту и отказаться от любезностей кавалера. С ней он не смел проявить невнимательность. Он ходил перед ней на цыпочках, чувствуя себя как на иголках. С ней он отплясывал бешеный танец страсти, все же остальные могли подвигнуть его едва ли на мазурку. С кем бы он ни спал, эти временные увлечения лишь разжигали его аппетит, и, когда ему становилось тяжело на сердце, он звал Малинцин и вновь делал ее своей.

На следующее утро испанцы, свернув лагерь, пошли вперед, но их продвижение среди камней на равнине замедлили выпускаемые время от времени стрелы, дротики и булыжники, выпущенные из пращей.

— Мерзкие тласкальцы! — Кортес только на третий день понял, что изначальное столкновение на перешейке было лишь началом неприятностей.

Если им предстоял честный бой, то Кортес хотел вступить в него поскорее, но враг оказался подлым, а его тактика непредсказуемой. Тласкальцы атаковали войско испанцев то тут, то там и мгновенно скрывались из виду. Кортес не знал, как с ними воевать. Войны велись по правилам, и противникам следовало стоять лицом к лицу — такова солдатская традиция. Более того, несмотря на те неприятности, которые тласкальцы доставляли им днем, каждый вечер они приносили испанцам пищу.

— Который час, Нуньес?

— Шесть, — ответил Нуньес, не глядя на часы.

Он увидел процессию носильщиков, появившуюся из ниоткуда на равнине, словно они выползли из подземной норы. Эти люди, атаковавшие их днем, сейчас несли им мед в сотах, перепелов, тыквы, жареные лягушачьи лапы, ягоды, нарезанных ломтиками змей, еще теплых, только что поджаренных до хрустящей корочки на костре.

— Они откармливают нас для того, чтобы потом убить, — предположил Агильяр.

— Но они не могут всех нас съесть, — заметил Альварадо, хотя на самом деле ничего невозможного здесь не было.