Ночь печали

Аду знал, что Кортес мог приказать ему все что угодно. Но пообещать что-то рабу? Что может быть большим, чем свобода? Аду увидел, как Берналь Диас записывает это обещание в свою книгу, плетя паутину из букв. Его записи напоминали испражнения крыс, останки насекомых. Он знал, что эти письмена многое значат для испанцев, как и золотые украшения, которые дарили им индейцы. Для него они не значили ровным счетом ничего.

— Это официальные слова. Берналь Диас их записал. Все по закону. Я обещаю тебе свободу, когда все закончится.

— А когда это все закончится? — спросил Альварадо, тут же пожалев об этом.

— Закончится, когда закончится. Все закончится, когда мы освободим ацтеков от их служения дьяволу, их варварских традиций, их коварного Моктецумы. Который час, Нуньес?

Нуньес вновь взглянул на часы.

— Десять минут десятого, сеньор Кортес.

Он волновался из-за Кай. Пора было отнести ей воду и еду. Нуньес посмотрел на Аду.

«Собственная лошадь», — думал Аду. Лошадей разводят для того, чтобы быстро перемещаться, не так ли? Ему будет легче сбежать на лошади, чем идти пешком, превозмогая усталость. Он не думал о побеге до этого момента, но сейчас у этих мыслей появилась плоть. Конская плоть.

— Вот ваш меч, дон Кортес, и я благодарю вас за него. — Аду протянул Кортесу меч.

— Нет, Аду, он твой.

— Мой?

— Можешь оставить его себе.

— Благодарю вас, — удивился Аду. — Надо же, лошадь и меч. Простите, дон Кортес, но что значит «нечто большее, чем свобода», господин?

— Земля, Аду. Земля.

Земля? Аду поражало то, что Кортес имел право раздавать землю. Что кто-то вообще мог владеть землей. Земля принадлежала земле.

— Какая земля, если мне будет позволено спросить, сеньор?

— Земля императора Карла. Земля Испании. Эти земли станут нашими, когда мы освободим их от ацтеков. Каждый получит имение и рабов. Мы ведь прибыли сюда не для того, чтобы марать руки земледелием. У нас будут земли, рабы и золото. Сейчас у нас много союзников. Тласкальцы сражались с нами, так как посчитали нас друзьями Моктецумы. Теперь, когда мы объявили о своих намерениях, в наших рядах окажутся не только семпоальцы и ксокотланцы, но и тласкальцы. Вместе мы создадим сильный союз. Мы движемся к победе.

— Я приму лошадь, — поспешно сказал Аду.

Ну, конечно же, он примет лошадь, как же иначе? Если он откажется, то это приведет его к смерти. Если он не будет повиноваться Кортесу, то это будет стоить ему слишком дорого. Он не готов отдать свою жизнь за смутную мечту о победе. Аду помнил, как Куинтаваль подмигнул ему перед смертью, но помнил и его ошибки: Куинтаваль слишком много болтал и не понимал сущности власти.

— Я рад, что ты примешь лошадь. Ты будешь таким же кабальеро, как и все мы.

Кортес обвел взглядом своих соратников — Альварадо, Нуньеса, Агильяра, Берналя Диаса, Исла. Отец Ольмедо тоже был одним из них. Но здесь находился и Франсиско, как бельмо на глазу.

— Еще что-нибудь, Аду?

— Мне хотелось бы получить рубашку, господин. И какую-нибудь обувь, господин. — Аду покосился на свои ноги.

Ходить босиком хорошо на берегу моря, даже когда жарко, а еще на мягких лесных тропинках, даже когда мокро. Но сейчас путь стал слишком скалистым…

— Франсиско тоже нужна обувь, господин, — добавил Аду.

— Мне не нужна обувь, — запротестовал Франсиско. — У святого Франциска обуви не было.

— Помолчи, Франсиско, — оборвал его Исла. — Пока кто-нибудь не отрезал тебе ноги.

Аду покосился на Нуньеса. Он думал о Кай. Когда его отец повредил ногу, у него начался жар и ночью он звал свою мать. Взрослый человек, имевший жену и детей, звал мать. Ужасно, до чего могут довести человека боль и страх! Всего несколько мгновений назад Аду хотелось броситься бежать и он представлял себе, как бежит во тьме, бежит вперед, не останавливаясь, бежит… и тут стрела вонзается в его сердце. Нуньес кашлянул. Аду посмотрел на него, и Нуньес кивнул. Да, лучше ничего не говорить Кортесу и его офицерам о Кай.

Глава 25