Ночь печали

— Чтоб тебе в подземный мир провалиться.

— Лапа Ягуара, послушай меня, скажи что-нибудь, хоть что-то. Тогда я передам им, что ты шел в кухню и случайно забрел в эту комнату. Тебе просто кровь ударила в голову.

— Лучше бы она окропила мне руки, — ответил Лапа Ягуара.

— Он говорит, что уже поздно. Где кухня? Он хочет развести костер для того, чтобы начать готовить завтрак.

Стражники смотрели на нее с недоумением.

— Я проведу его. — Малинцин поспешно набросила плащ Кортеса.

— Постой, донья Марина.

— Я прошу только об одном, Маакс, — вмешался Лапа Ягуара. — Я хочу, чтобы меня принесли в жертву как воина, а не казнили как обычного преступника.

— И что теперь, он умоляет о спасении своей ничтожной жизни? — спросил Кортес. — Но ты же понимаешь, что, пытаясь убить меня, он и тебе добра не желал, донья Марина.

— Ты ничего не понимаешь, Маакс, — сказал Лапа Ягуара.

— Я понимаю, что никто не хочет умирать.

— Ты не понимаешь серьезности угрозы, Малинцин. Нас уничтожат, как майя, так и ацтеков. Уничтожат всех нас, живущих в лесах, на равнинах и плато, тех, кто обитает на севере и юге. Если мы не будем сопротивляться белым сейчас, они уничтожат всю нашу страну и весь наш народ. Мы не просто потерпим поражение, у нас не просто сменится император и появятся новые подати. Ничто уже не будет так, как раньше. Наш прах развеют, наши храмы разрушат, книги сожгут, а искусство уничтожат. Наш мир станет невидимым, и мы даже не останемся здесь как духи. Тебе кажется, что ты вновь стала принцессой. Ты привязана к человеку, которого считаешь сильным. Ты идешь по узенькой дорожке своей ничтожной жизни и цепляешься за безопасность, как мартышка за фрукты. Ты тоже превратишься в ничто, а ведь это хуже смерти.

— Но ведь это ты умрешь, Лапа Ягуара, и у тебя не будет жизни. Вообще не будет жизни.

— Я уйду к солнцу. И воины станут петь мне хвалебные песни.

— Ты ошибаешься.

— О чем вы говорите? — возмутился Кортес. — Мое терпение подходит к концу.

Агильяр и Исла до сих пор стояли без дела, а стражники по-прежнему держали Лапу Ягуара.

— Он просит, чтобы я за него попрощалась с Кай.

Малинцин думала: если Кортес освободил сборщиков податей в Семпоале и сумел воплотить в жизнь все свои интриги и замыслы, она тоже может как-то организовать спасение Лапы Ягуара, ради себя и Кай.

— Забирайте его, — сказала она на языке науатль.

— Какая ужасная ночь! — Кортес улегся на циновку.

— Я могу чем-нибудь помочь? — спросил Исла.

— Нет, уходи. И ты тоже, Агильяр. Оставьте меня одного.

— Тогда я вернусь в свою комнату, — предложила Малинцин.

— Помни о том, что завтра мы идем смотреть город. И кстати, донья Марина…

— Что?

— Не пытайся придумать какой-нибудь план по спасению этого ужасного Лапы Ягуара.

— Я и не пытаюсь.

— Исла…

— Да, господин?

— Проводи донью Марину в ее комнату. Донья Марина, ты спасла мне жизнь. Я обязан тебе жизнью. Благодарю тебя за это.

— Нет-нет, ты не обязан мне жизнью.

— Сейчас я слишком устал для всех этих игр.

Щеки у Малинцин пылали. Она их всех ненавидела.

— Исла, не выпускай ее из виду.

— Со мной все будет в порядке, Кортес. Мне совсем не нужен эскорт.

— И приведи ее сюда завтра утром.

Лапу Ягуара отвели вниз по ступеням в помещение без окон. Там держали воров и пьяниц.

— Я воин. Воин, — повторял он на языке майя.

Он думал, что силен, так как не отступился от своего долга и знал, что когда-нибудь его героизм и жертву признают. Теперь главным казалось умереть, как полагалось мужчине.

На следующий день все уже знали о том, что произошло, хотя никто не мог бы сказать, как распространялись эти слухи. За завтраком Малинцин шепнула Кай, что у нее есть план по спасению Лапы Ягуара. Она хотела попросить Моктецуму смилостивиться.

— И на что это будет похоже? — удивилась Кай, засовывая кукурузную кашу в рот с невероятной скоростью. Она глотала, почти не жуя. — Лапа Ягуара пытался убить Кортеса, твоего господина.

— Когда я буду просить Моктецуму о его помиловании, я стану говорить с ним как индианка с индейцем.

— Как индианка с индейцем? Моктецума воевал с другими индейцами. Да и с кем ему еще воевать?

— Кай, я ведь принцесса, и я напомню ему об этом.

— Лапа Ягуара не оценит твоих попыток, и ты лишь навлечешь на себя неприятности.

— Но я ведь не могу оставить все как есть.

— А какой у тебя выбор? Кстати, это ведь он доносил на тебя хозяйке, когда мы были детьми.

— Да, но сейчас мы выросли.

Малинцин хотелось рассказать Кай о чем-то еще, что произошло той ночью, о чем-то невероятно ужасном, но это казалось настолько кошмарным, что она не могла произнести на эту тему ни слова. Она по-прежнему могла беспокоиться о Лапе Ягуара, завтракать, разговаривать, ее сознание работало, рот шевелился, ноги ходили. Это было странно. Странно было то, что люди не понимали, что произошло с ней, по одному ее виду. Малинцин взглянула на свои ладони. Они дрожали. Она никак не могла донести пищу до рта. И если до этого она лелеяла мечты о доме с циновками, шкафами и точильным камнем, то теперь все эти мечты разрушились.