Ночь печали

Племянница касика сказала Малинцин, что Кай участвует в чем-то великом и благородном и она, простая девушка, сольется с потоком времени, словно звезды на небе и великие воды Востока. Нужно предупредить Кай, что ее тело станет сжиматься и расслабляться по собственной воле. Боль не спросит разрешения. Она будет бить ее, словно весла каноэ, скручивая ее тело, будто резиновые пояса, которые носят игроки в мяч. Ее тело станет сжиматься и расслабляться, сжиматься и расслабляться, выталкивая ребенка. Кай почувствует себя маисом между мельничными жерновами, игуаной, которую разделывают на куски, броненосцем, которого бьет утыканная обсидиановыми шипами дубина, цветком, из которого выдавливают нектар, магеей, из которой делают пульке, индейкой, которой ощипывают перья, бабочкой, которой отрывают крылья. Она должна слиться со всеми женщинами в их страдании.

— С тобой все будет в порядке, Кай. Каждый человек, которого ты когда-либо видела, вышел из тела матери. — Малинцин злобно покосилась на племянницу касика.

— Маакс! — взвизгнула Кай при очередной схватке. — Помоги мне.

— Я здесь, Кай. Ты не одна.

— Я одна.

— Нет, ты не одна. Твой ребенок не один. Здесь много женщин, и все они познали радость материнства.

На самом деле никто из девушек, присутствовавших в комнате, не рожал, но, несмотря на свою молодость, они повидали много родов в своих городах и селениях и ощущали связь с Кай, словно она была их сестрой.

— Все это отличается от любой другой боли. Это намного хуже, Маакс. Они не понимают.

— Нет, понимают.

Малинцин жестом приказала одной из рабынь занять ее место рядом с Кай, а затем, подойдя к кувшину с прохладной водой, намочила в нем ткань и отерла Кай лоб, шею, щеки и подбородок.

— Пусть твой разум откажется от боли. Делай так, как делаю я, — сказала она Кай. — Подумай о том моменте, когда все закончится. Подумай о том, как вы с ребенком будете лежать вместе, — ворковала Малинцин.

— Я хочу лечь, — взмолилась Кай. — Просто дайте мне лечь. — У нее подгибались ноги.

— Не позволяйте ей ложиться, — возразила племянница касика.

— Еще рано ложиться, Кай.

— Заклинаю вас именем моей матери, позвольте мне лечь.

Малинцин не стала напоминать Кай, что у нее нет и не было матери.

— Она зовет свою мать, — передала племяннице касика Малинцин.

— Во время родов вполне естественно звать свою мать или молить о помощи богиню Сиуакоатль.

— Пусть она остановится на мгновение, — попросила Малинцин.

— Нет, — не разрешила племянница касика. — Ребенок должен выйти из своей клетки.

— Пусть остановится на мгновение, чтобы набраться сил.

Они опустили Кай на циновку и осторожно втерли ей в промежность смесь утиного жира с корнем валерианы и алоэ. Затем ей дали семена сальвии и смочили ее пересохшие губы. После этого Кай вновь поставили на ноги.

Кто-то приоткрыл занавеску и просунул в комнату голову.

— Рафаэль Нуньес, супруг мой, спаси меня! — крикнула Кай.

— Мужчинам здесь нельзя находиться. Прочь! Прочь! Уходите в другую комнату, — замахала руками племянница касика, выгоняя Нуньеса.

— С ней все в порядке? — спросил Нуньес. — ¿Está bien?

— С ней все в порядке? — Малинцин перевела вопрос Нуньеса племяннице касика.

— Все хорошо, — ответила племянница касика. — И никогда не было лучше. Она исполняет волю богов, следуя женской судьбе. Давайте не будем считать это болезнью. Роды — это естественный процесс, самый естественный из всех.

— No se preocupe. Не волнуйся, — сказала Нуньесу Малинцин.

Так все и продолжалось. Кай ходила взад-вперед, плакала и кричала, умоляя позволить ей отдохнуть. Схватки сжимали ее тело все чаще и чаще. В перерывах между схватками ей разрешали присесть над родильной циновкой. В какой-то момент, когда Кай собиралась встать, из ее промежности полилась вода. Невольно упав на колени, Кай потужилась, и наружу выскочил ребенок — скользкий и окровавленный. Перерезав и завязав пуповину, племянница касика запела ритуальную песню, которой обычно приветствовали рождение девочки.

— Как сердце остается в теле, так ты должна оставаться в доме своем; да не покинешь ты дом свой… ты, о янтарь домашнего очага.

Купая младенца, племянница касика молилась Чальчиутликуэ, богине воды. Кай еще никогда в жизни не чувствовала себя такой уставшей, но в то же время и счастливой. Малышка лежала рядом с ней, завернутая в чистую ткань.

— Ты молодец, — похвалила ее племянница касика. — Какая прелестная девочка!

— Это было не так уж и трудно, правда? — шепнула на ухо подруге Малинцин, хотя сама так не думала.

Перед самым появлением ребенка на свет Кай часто дышала, словно собака, и умоляла избавить ее от этой беды. Но вот она лежит здесь, по-прежнему Кай, чистая Кай, Кай с тряпками между ног, чтобы остановить кровотечение. А вот дочка Кай.

— Теперь мы в безопасности.

Нуньесу позволили войти, и он упал рядом с Кай на колени и, целуя ее руки, благодарил за ребенка, за это благословение судьбы. Не сумев сдержаться, он расплакался.

— Моя прекрасная жена, моя прекрасная доченька! Теперь у нас настоящая доченька. Теперь у нас настоящая маленькая семья.

— Мне по-прежнему больно, Рафаэль.