Ночь печали

Перед тем как попасть на циновки мужчин, женщинам пришлось подойти к столбам с резьбой, изображавшей человека, подвергнутого пыткам. Эти столбы стояли на берегу. Женщин заставили встать перед ними на колени, иначе им угрожала бы смерть или же им отрубили бы ноги. Один из чужаков в коричневой накидке побрызгал на них водой и произнес много слов на каком-то совершенно новом языке. Позже Малинцин поняла, что эти люди-личинки не смели возлечь с женщиной, если та не заявит о своей покорности их богу, которого когда-то замучили до смерти. Агильяр объяснил ей, что отец того, кого пытали, бог неба, жил на облаке, а женщина в синей накидке была его матерью, богиней земли, но она не носила юбку из змей, как Коатликуэ, а также ожерелье из отрубленных рук и вырезанных сердец. Хотя все должно быть наоборот, эти люди пили кровь своего принесенного в жертву бога-человека и ели куски его тела.

Кай отдали мужчине, таскавшему на спине инструменты. Его звали Нуньес.

— Кажется, будто он проколол себя колючкой кактуса или рыбьей костью и много раз совершал жертвенное надрезание своего пениса, — сказала она утром. — На краю его пениса нет кожи. Он завернул меня в белую ткань с дырой посередине. А твой что делал?

— То же, что и все.

Мужчина Малинцин сперва сосал ее соски, а затем свой палец. Похоже, он очень недолго пробыл с матерью в младенчестве.

— Мой знает, как управлять их домами с крыльями, и делает пометки на бумаге, — похвасталась Кай.

— Он летописец?

— Нет, вон летописец. — Кай показала на Берналя Диаса, который всегда стоял рядом с вождем и ходил за ним, как собачонка.

Малинцин казалось, что Берналь Диас недолго пробыл со своим отцом. Когда он не писал, то расхаживал повсюду с пером за ухом, другие же перья висели у него на поясе, а в небольшом мешочке лежали сухие чернила. Вид у него всегда был крайне самодовольный. Когда вождь что-то говорил, Берналь Диас согласно кивал и все записывал, как будто одно пропущенное слово могло стать невосполнимой потерей. Из тех, кто носил коричневые накидки, Малинцин нравился брат Франсиско. У него было круглое, как луна, лицо, а тело мягкое и пухлое, так что складки плоти свисали по бокам, как хлопок со стебля. Он целовал цветы, кланялся деревьям и пах розами. Ацтекские жрецы носили длинные волосы, пропитанные кровью жертв. Они никогда не мылись, а их накидки были сделаны из кожи освежеванных людей. Они пахли убийством.

— Вы узнали, зачем они пришли сюда? — спросил у женщин Лапа Ягуара, полагавший, что одного соития достаточно для того, чтобы выяснить чьи-то намерения и тайные мысли.

— Я думаю, что они пришли сюда, чтобы отправиться в Теночтитлан и увидеть великого императора Мешико Моктецуму, — сказала Малинцин.

Время от времени она слышала это слово, а дикари явно собирались выступать в поход.

— Увидеть Моктецуму?! — воскликнул Лапа Ягуара. — С трубами, плюющимися шарами, громовыми палками и длинными ножами, которые тверже обсидиана? Со стрелами и копьями? Верхом на животных, которые могут пнуть человека, и тот умрет? С собаками, пожирающими людей?

Малинцин травоеды нравились. Когда она подходила к ним на лугу, они шли к ней навстречу, чтобы поприветствовать ее, совали свои большие морды ей в ладонь и обнюхивали ее, словно младенцы, ищущие грудь.

— Откуда ты все это знаешь, насчет Моктецумы и золота? — спросила Кай.

— Я слушаю, я наблюдаю, и Агильяр учит меня их словам, — ответила Малинцин.

Агильяр, бывший раньше рабом касика в регионе Табаско, называл ее Малинче, а не Малинцин. Мать и отец называли ее Малиналли по месяцу, в котором она родилась, месяцу травы. Кай называла ее Маакс, что на языке майя означало «обезьянка». В сердце своем она не знала, кто она: трава, обезьянка, принцесса или рабыня.

— А ты видела, как они едят золото? — спросила Кай.

Эти слова напомнили Малинцин о нежной цветочной каше, таявшей во рту.

— Они не едят золото, Кай. Оно слишком твердое, а когда они плавят его, оно становится чересчур горячим.

— Что же они делают с ним?

— Я думаю, они носят его у сердца. У них особое заболевание сердца, и лишь золото может исцелить их. Именно поэтому мы идем в столицу, чтобы встретиться с Моктецумой.

— У них болезнь сердца, которую исцелит лишь его вырезание для принесения в жертву.

Но в глубине своего сердца Лапа Ягуара знал, что ему всегда хотелось увидеть столицу, великий город Теночтитлан, высочайшие пирамиды, величественные сооружения, широкие улицы и множество каналов.

Рядом с разделывательным столом Лапы Ягуара на трех ветках раскачивались под утренним бризом мертвые олени, подвешенные за ноги. Их было двадцать. Малинцин чувствовала приближение сезона дождей, она ощущала этот аромат в воздухе, видела, как менялся свет, замечала, что ночные цветы уже не открывались под светом луны, а хранили свои хрупкие бутоны от предстоящих ливней.

— Мы умрем в столице? — спросила Кай.

— Ах, Кай! — Малинцин была младше Кай, но иногда та вела себя как маленькая девочка. — Ты не умрешь, пока не состаришься.

— Обещаешь, Маакс?

— Обещаю.