Ночь пяти стихий

– Я никогда не оставлю тебя, – шептал он ей тогда, приподнимаясь с охапки прикрытых плащом сухих листьев, служивших им постелью, и поглаживая ее обнаженную спину.

– Я девка подневольная. Ты – разбойник.

– Мы уйдем.

– Куда? Теперь же вечный сыск. Поймают – запорют.

– Не запорют. В вольницу уйдем. К казакам. Или еще дальше. В ту страну, о которой колдун рассказывал.

– Ох, фантазер ты, Гришка!

– Мы уйдем, Варвара, уйдем…

Гришка отвлекся от своих сладких мыслей. У костра начинался сп9Р, за беззаботностью которого ощущалось напряжение.

– И ярмарки здесь реже бывают, и купцы залетают все как на подбор с тощими мешками да кошелями, – привычно щерясь, говорил татарин. – В Муромских-то лесах нам получше было.

– Да уж, – согласно кивнул Мефодий. – И болота там не было, и со жратвой получше.

– Зато казну государеву взяли, – примирительно произнес Беспалый Сила.

– Все равно, не рыбные здесь места, – сказал татарин.

– И чего атаман нас тутова держит? – прохрипел, подсаживаясь на бревно, Убивец. – Вообще, что ему надо – это мы знаем? Зачем вчера в город ходил, голову свою подставлял? Ну, ограбили купчишку, так денег там столько было, что на пару гусей не хватит. Взяли только окорок да книгу какую-то. Зачем она нам?

– А я чего, знаю, что ль? – пожал плечами Пузо, откусывая от краюхи хлеба.

– Тайны все какие-то у Романа… От братвы у атамана тайн быть не должно, вот как, – нахмурился Убивец, и его глаза забегали. – Плох тот атаман, кто от братвы секреты имеет.

– Ну, ты не прав, – примирительно произнес татарин, понявший, что зря затеял этот разговор, потому что так обычно и начинается бунт и смута и подогретый Убивец запросто может всех перебудоражить. – Атаман у нас умный, грамотный. Ну скажи, где ты еще атамана грамотного видел? Слушай, Евлампий, а может, ты сам хочешь атаманом стать, ха-ха?

– Что-то ты язык, нехристь, распустил.

– Ладно-ладно, кровью-то не наливайся, ха-ха. А атамана нам пока менять не след.

– Не след, – кивнул Мефодий. – Грамота – вещь великая.

– Ну да, Гришка вон грамоте обучен, так что его теперь – атаманом ставить? – хохотнул починивший кафтан и подошедший к костру Лука. При этом он отвесил чувствительный щелбан по Гришкиному затылку.

– Не балуй! – влепил ему затрещину Сила. – Сколько тебе раз говорить, чтобы мальчонку не трогал.

Хоть, по общему мнению, Гришка и был человеком бесполезным, но Сила с самого начала демонстрировал к нему свое расположение, строго следил, чтоб не обижали слабого иные большие любители застращать, потиранить безответную жертву. И потом – ведь именно Сила вытащил Гришку, полузамерзшего, из зимнего леса, отогрел его, поднял на ноги.

– Да я ничего, – потер затылок Лука и, чтобы сменить тему, спросил: – Где ж атаман сейчас?

– Разведку в городе ведет, – сказал татарин.

– Опять купчишку ищет, с которого можно полфунта воздуха взять да кукишем закусить, – усмехнулся Убивец.

Атаман вскоре появился. Споры и разговоры по его поводу сразу стихли. В открытую связываться с Романом, противоречить ему никто не решался. Никто, кроме Евлампия, которого, когда вожжа ему под хвост попадала, нес черт через ухабы без оглядки.

– Завтра дело серьезное ожидается, – бросил атаман небрежно и, схватив за руку Аграфену, повел ее к себе в землянку.

Ранним утром, когда начал сходить утренний туман, на травах в лучах низкого солнца искрилась роса и земля пробуждалась к новому дню, ватага расположилась около тракта, ведущего в сторону первопрестольной. Гришка устроился в овраге рядом с Силой, который скучающе поглаживал отполированную его ладонями, зазубренную во многих драках огромную дубину, с которой никто, кроме ее хозяина, управиться не смог бы.

Ждали разбойники уже битый час, свято блюдя указ атамана – не шуметь, не проявлять самостоятельность, а начинать действовать лишь по сигналу. Роман утверждал, что вроде бы важный чин почему-то без сопровождения, но с кошелем, полным золота, должен проехать. Добыча должна быть хорошей.

Ждать – занятие прескучнейшее. Гришка пытался скрасить скуку беседой с Силой, с которым они переговаривались шепотом. С Беспалым он любил разговаривать почти так же, как и с колдуном Агафоном. Рассказчик Сила был прекрасный, поносило его по свету столько, что на сто человек бы хватило. Начинал он говорить обычно сухо и скучно, как-то скованно, но потом разговаривался, жесткие черты лица его смягчались, все воспоминания будто наваливались на его плечи, и он как бы спешил освободиться от них, переложить на тех, кто помог бы ему нести эту ношу. Кроме того. Сила знал массу баек, легенд, рассказов. Он умел не только рассказывать, но и слушать, сопереживать, а Гришка порой больше всего нуждался в сопереживании.

– Сколь бы удачлив ты ни был, все равно над лихим человеком голод да смерть с косой стоят бессменно, – покачал головой Беспалый.

– А бывает так, что разбойник от дел лихих отошел и нормальной жизнью зажил?