Ночь полнолуния

— Вылезайте, приехали! — Она слегка шлепнула по бокам, плавниками, едва не оглушив своих пассажиров…

Чихая и протирая глаза после полной темноты, наши герои выбрались на бережок. Из-за тумана не было видно почти ничего вокруг, кроме смутных громадных деревьев и крутого холма с ползущей по нему наверх деревянной лестницей.

— Рохля, а где мы?

— В Москве, Ксюн, в твоей Москве, правда, довольно далеко от центра…

— Какая радость, Скучун, мы дома, мы на свободе, ура!

Ксюн подпрыгнула и, точно ошалевший от весеннего половодья щенок, начала носиться в овражке по пояс в тумане, кружась, приплясывая и перескакивая через ручей…

Скучун молча присел на бревнышко у края родника, рядом с Рохлей, печальной улыбкой поглядывая на ксюнские дурачества. Наконец Ксюн притомилась и, запыхавшись, уселась на корточки у ручья, утопив в воде тонкие кисти.

— Скучун, ты что, совсем не рад?

— Ну что ты, рад, конечно. Только… — Скучун прерывисто вздохнул. Только вот ты забыла о Личинке. Она ведь погибла вместе с островом Жомбуль…

— И правда, я как-то на радостях… — Ксюн помрачнела и насупилась. Личинка… Слушай, а может, ее и правда не существует, может, это просто древняя легенда, сказка, а, Скучун? Рохля, ты как считаешь?

Рыба заерзала на песке и, почесывая спину изогнутым хвостом, собралась было ответить, как вдруг из-под ее волосатой чешуи выпорхнула стайка синих бабочек!

— Ксюн, Ксюн, смотри, бабочки! Они живы, они выбрались сюда вместе с нами! Значит, и Личинка жива, и она где-то здесь, рядом со своими лазурными вестницами… Рохля, дорогая, ты настоящая спасительница! Ты чудесная, чудесная Рыба, ты самая удивительная, ты просто ангел, а не рыба — вот ты кто!

Рохля от гордости надулась, распушила мохнатые волоски и, довольно прикрыв глаза, забубнила:

— Вот и хорошо, вот и бабочки спаслись, пускай себе летают, скоро лето… А Личинка… Я уж не знаю, про что вы там с Ксюном толкуете, но какую-то штуку Большой Жомб запихнул мне в рот вместе с розовой пудрой. Эта пудра, сказал он, защитит ее от рохлиного желудка! И я, знаете ли, так икала от этой гадости, что до сих пор горло болит…

Скучун, как ужаленный, вскочил на ноги и набросился на Рохлю. Обхватив ее руками за жабры и глядя ей в самые глаза, он завопил:

— Это Личинка, это Личинка! Рохля, пожалуйста, поскорее, надо как-то достать ее оттуда… Выплюни ее, рыбонька, выплюни, сделай что-нибудь! — Он принялся трясти Рыбу за плавники, позабыв о правилах хорошего тона…

Ксюн подскочила мигом и умоляюще запричитала:

— Ой, рыбка, ты даже не представляешь, что у тебя внутри… Там тайна, невероятная тайна: вот, вот, посмотри сюда! — Ксюн раскрыла книгу перед носом Рохли. — Тут все сказано, все описано… Личинка превращается… а общем, это сама Красота будущего, которая явится на Землю в назначенный срок и преобразит eel Так сказал нам дедушка Скучуна…

— Кто там у вас должен преобразиться, ничего не понимаю… Ой-ой-ой, не трясите меня так! Совсем задергали… Лежала себе в ручье тихо-спокойно, жевала пудру — мерзость, конечно, но ничего, бывает и хуже… А тут налетели! Отойдите от меня! Тьфу! — Рохля выплюнула довольно большой комок пластилина, потом несколько ключей, мыльницу, солдатский ремень и небольшой китайский термос. — Бандитская жаба Жомб кормил меня вчера этакой дрянью и, запихивая в рот термос, с идиотским смехом заявил, что чай горячий! Ой! — Рохля вдруг замолкла, потому что вокруг началось нечто необычное…

Внезапный порыв ветра разогнал туман, и несказанное, безмерное небо во весь рост распрямилось над оврагом, над лесистым холмом с церквями, над всею весенней Москвой… Прозрачно-лиловое, предрассветное, оно голубело на глазах, будто улыбалось чуть-чуть, одними губами… Совершенно беззвучный дождик соскользнул с этой голубизны в овраг, — и над ручьем перегнулась невесомая радуга!

Скучун замер, затаив дыхание, он ведь никогда не видел ничего подобного… Розовый плотный туман сгустился на бережке, где прямо под радугой лежала Рыба. Туман трепетал живым облачком синих крыльев. Мириады бабочек, которых появилось вдруг видимо-невидимо, образовали плотный пульсирующий клубок.