Ночь предопределений

— Нет, — сказал он, — не только… — Перед входом в музей фыркнул рафик, развернулся и уехал, взметнув из-под задних колес облачко пыли. В саду было тихо. Маргаритки в клумбе наклонили головки, изнемогая от полуденного зноя. — Не только… Видите ли, Айгуль, вы, по моему, принимаете меня самого за одного из героев моих книг, это ошибка… Если припомните, я примерно об этом говорил тогда, на лодке… (Он поморщился внутренне, внезапно сообразив, что и вчера была та же самая лодка…) Это не только ваша, это очень частая, почти всеобщая ошибка — путать героя с автором. И не думать при этом, как же он, этот ваш идеальный, добродетельный автор, сумеет описать, скажем, ревнивца или скупца, или… да мало ли кого, не побывав хотя бы раз в жизни этим вот «мало ли кем»!.. Пускай отчасти, в миниатюре, но все-таки побывав!.. Ведь для любого, даже самого мощного воображения необходим толчок. Я говорю вам о кухне, а на кухне — «шелуха, и распотрошенные туши, и грязь, и помои, туда гостей не водят, им подают на стол, на белые скатерти готовые блюда, произведения кулинарного искусства, — заметьте, и здесь те же слова: „произведения“, „искусства“»…

Он говорил дальше — о странностях творчества (он ненавидел это слово и прибегал к разного рода эвфемизмам), о его сокровенной патологичности, о взаимосвязанности воображения и опыта, он приводил примеры, постепенно все более увлекаясь, забавляясь заново открываемыми парадоксами… Рука его по-прежнему лежала на ее руке, но рука у Айгуль была безжизненной, мертвой.

— Зачем вы все это мне объясняете? — внезапно спросила она.

В самом деле, подумал он, я как будто оправдываюсь…

Он пожал плечами и первым отнял руку.

Пауза была долгой, тягостной, — из тех, которые лишь какое-то внешнее вмешательство может нарушить. Наконец Феликс попытался возобновить разговор.

— Кстати, — сказал он, весьма, как ему показалось, уместно вспомнив о Статистике, — вы, наверное, знаете, или по крайней мере слышали о таком человеке… Казбек Темиров, так его зовут.

— Да, — сказала она, коротко взглянув на Феликса и тут же уведя взгляд куда-то вбок, — слышала, знаю.

— И близко?

— У нас тут все друг друга знают. — Она явно не желала встречаться с ним глазами.

— Видите ли, — сказал он, слегка задетый, но превосходно сознавая, что не должен, не вправе ни на что обижаться — целое утро только и толковали о нем… — Он рассказал о Сергее и Карцеве. — Однако все это в основном произвольные построения, догадки. Чтобы понять, почему он на всё это пошёл — а в этом и весь интерес — надо знать, что это за человек…

— Он честный человек, — сказала Айгуль.

— Без сомнения, — подтвердил Феликс, внутренне умиляюсь той сумрачной, торопливой решительности, с которой она, словно возражая кому-то, это произнесла. — Без сомнения… Но честность, честный поступок — это как бы итог, а важны истоки, как бы слагаемые этого поступка…

— Он честный человек, — повторила она с нажимом.

— Разве я спорю?.. Ho вот взгляните. — Он поднял из-под ног заостренный камешек и вывел на песке; «10». — Это число можно рассматривать как простую сумму: 2 плюс 8, или 5 плюс 5. А можно — как сумму алгебраических чисел… — Он написал по отдельности в скобках -7 и +17, соединил их плюсом и провел знак равенства к начерченной прежде цифре 10.— Понимаете? — сказал он с надеждой. — Человеческая психология — это алгебра. Человек может быть героем, но это вовсе не исключает, скажем, ущемленного самолюбия, чувства зависти, мести…

Он был терпелив, как школьный учитель.

— Нет, — сказала она упрямо, — он просто честный человек.

Ему показалось, она с трудом сдерживает зазвеневшие в голосе слезы. Впрочем, наверное, лишь показалось.

— Ладно, — сказал он, — не будем об этом. — Он затер подошвой надпись на песке. Пожалуй, на сегодня с меня хватит капризов, — подумал он.

— Все мы честные, — сказал Феликс. — А такой вот Казбек Темиров — один…

— Вы уверены? — сказала Айгуль. — Что все мы честные? — добавила она, заметив его недоумевающий взгляд.

Ну вот, тоскливо подумал он, это конец.

— Айгуль, — сказал он, готовясь подняться, — это другой вопрос. И потом — о присутствующих не говорят… Я просто полагал, что вы поможете мне понять, узнать…

— Вы и так почти все знаете, — сказала Айгуль, против воли сдаваясь. На нее, наверное, подействовал его укоризненный, исполненный спокойного достоинства тон. — Что мне добавить?.. Он вдовец, у него трое детей, старуха-мать… Что еще?.. Ах, да, — вспомнила она, хотя нет, хотя только, разумеется, сделала вид, что вспомнила, он это понял, уловив тот самый, уже мелькнувший однажды, кинжальный сверк в ее зрачках, — ах, да… И еще: он сделал мне предложение.

— Что?

Ему, естественно, представилось, что он ослышался.

— Да, — сказала она. — Предложение.