Ночь предопределений

Она засмеялась — приглушенным, задержанным где-то в груди смехом, тряхнула головой и коротко, дразняще взглянула ему в лицо поверх рассыпавшейся по щеке пряди волос.

Она права, подумал он. В чем-то… В чем-то она права. И сейчас все это кончится. Сейчас мы встанем, разойдемся… И когда-нибудь я опишу эту ночь, эту сцену, и прибавлю то, чего не было, но могло быть… Для художественной завершенности. Но она в чем-то и в самом деле права…

— Вот почему он уходит. Он ведь и сам чувствует, что если не уйдет, останется, она ему «да» не скажет… Да еще пани Далевская!.. Что вы! Да она бы его вмиг разлюбила!

У нее это так горячо, так убежденно вырвалось… Он даже рассмеялся от удовольствия, наблюдая за ней, обрадованной собственном догадкой.

— Разве не так?.. Конечно, разлюбила б!.. Да вы на себя посмотрите, загляните в себя — вы бы остались, не ушли?.. — Она отодвинулась от него и победно посмотрела ему в глаза. — Вы ведь сами… — Он старался не слушать, не слышать ее торжествующей, пылкой тирады.

Пока она говорила, он чувствовал себя так, словно, сидя с ней рядом, занимает чужое место. Что-то в нем увяло, померкло. Он ощутил, что его рука, еще лежавшая у нее на плече, затекла, одеревенела, и пошевелил пальцами, как чужими, разминая их и как бы доказывая этим самому себе, что это его рука, его пальцы. И что он сам, не кто-то другой, сидит возле этой девушки и слушает, как она говорит — ему, о нем.

Все она знала — в том числе и о его неприятностях с последней книгой… Все, что можно выцедить из тощих газетных строк. О том, что книга не попала в издательский план, что три года его жизни вычеркнуты, выброшены в канцелярскую корзину — этого, разумеется, она не знала, и еще многого, что тому предшествовало. Отсюда, из своего разморенного зноем городка, из музейчика, где каждый экскурсант — переполох и событие, — отсюда он представлялся ей не иначе, как сказочным витязем, исполненным доблести и отваги…

Все куда проще, подумал он. Проще и пошловатей… Особенно с ее-то мерками!.. С мерками, которые отчасти он же ей и преподал…

— Знаете, Айгуль, не в этом дело… — Он убрал руку, потянулся в карман за сигаретой. Может быть, потому и убрал руку, что впервые за то время, что они сидели на берегу, вспомнил о сигарете, а может быть, потому и убрал, что нашел предлог. — Не в этом, не в этом дело, Айгуль. — Он чиркнул спичкой, и от сигаретного дыма, когда он вдохнул его, повеяло привычным запахом рукописей, прокуренной пишущей машинки… — Если бы только в этом… Я вас куда-то завел, зашли мы не туда, по лунной-то дороге. Битвы, пороховая гарь… — Он поморщился, не решаясь продолжать. И решился.