Ночь предопределений

— Нет, нет, просто так… Потом. — Он постарался оборвать возникшую, наверное, у нее в голове цепочку догадок. Он подумал внезапно, что здесь, именно здесь, все это выглядело бы вдвойне смешно, нелепо, а главное — жалко… Здесь. В этом заснувшем, изморенном зноем городке, отодвинутом — быть может, к счастью — от множества забот и треволнений…

И особенно жалко выглядело бы это в глазах Айгуль, адаевки, — племени, где исстари мужчина, пока жив, обязан был оставаться мужчиной, а значит — сильным…

«Ружье заряжает джигит, а дева… А дева ему говорит», — подумал он, — «А дева ему говорит; мой милый, смелее вверяйся ты року, будь верен пророку…» Вот что ему говорит дева. Это у них в характере…

— Потом, — сказал он. — Мы обо всем поговорим, все обсудим, у нас впереди куча времени… Но вы правы, я болен и приехал сюда — за исцелением.

Теперь он смотрел на нее прямо — и улыбался, несколько натужно, а все-таки улыбался. И Айгуль — несколько, впрочем, недоверчиво, вприщурку, — улыбнулась ему в ответ.

— И правильно, что приехали… Давно бы… Да! — вспомнила она, просияв (для того, чтобы переменить разговор, или в самом деле вспомнила?.. Только уж как-то слишком, слишком к месту…) — у меня тоже кое-какие новости…

— Важные?..

— Как сказать… По-моему, очень! — Она плутовски рассмеялась. — И кое-что припасено для вас!

— Для меня?..

— Для вас!.. Но это тоже не сейчас… Это чтобы вы поскорее пришли в музей! Очень важные новости, а одна — вы будете плясать!

— Вряд ли, — сказал он, — я старый, я больной, вы сами говорите… Какие там пляски!

— Я так не говорила! — она погрозила пальцем. — И потом, наши девушки ценят не безбородых юнцов, а мудрых, всезнающих, вошедших в возраст мужества и силы…

— Сколько лести, пани Айгуль… Як це возможно…

Они уже спускались вниз, Айгуль спешила. Ее босоножки на каблучках скользили по камням, Феликс взял ее за руку. Ладонь у нее была узкой и прохладной, ее приятно было держать в горячей, покрытой испариной руке.

Они спускались той же, прикрытой выступом скалы ложбинкой, которой она поднималась на плато. Внизу, выйдя на открытую дорогу, Айгуль сняла новенькие белые босоножки на скользкой подошве — явно не для хождения по горам — и вытряхнула из обеих песок. Потом отерла рукой подошвы маленьких ног с розовыми пятками, застегнула ремешки. Поправила стриженые — до плеч — прямые, жестковатые волосы. Она продолжала улыбаться и шутить, но, идя рядом с ней по городской улице, Феликс ощущал происшедшую в Айгуль перемену: ее несло вперед, но она удерживалась, шагая размеренно, неторопливо, и голову вскидывала, держа высоко и при этом поглядывая искоса на него: мол, приходится, так надо… И как вы находите, мне это удается?..

Он знал уже, что Айгуль, помимо работы в музее, замещает директора Дома культуры — прежний уволился, нового пока нет, — вот и оставили ее — временно, уговорили в райкоме комсомола.

— Ничего не поделаешь, приходится… — сказала она, вздыхая.

Они вышли на площадь, которую Феликс разглядывал с горы. Здесь во всю мочь вещал репродуктор на телеграфном столбе, в тени окружавших площадь построек уже расположились на корточках аксакалы, все как один — в черных пиджаках и фетровых шляпах, с любопытно-сонными глазками и белыми усами, которые они слегка поглаживали, завидев приближающуюся Айгуль. Она приветливо здоровалась, проходя мимо.

Под карагачом, широко раскинувшимся посреди забетонированной танцевальной площадки, на фанерном щите висело свежее объявление.

— Вечером у нас встреча с архитекторами, — сказала Айгуль, — Вы придете?..

— Не знаю — Феликс меньше всего думал сейчас о встречах с архитекторами или с кем-то еще… Рымкеш обещала не подселять никого из приезжающих к нему в двухкоечный номер, и ему хотелось не спеша разложить свои бумаги, подумать, собраться с мыслями, оставшись в одиночестве. Том самом, о котором так мечтал, на которое так надеялся, собираясь в эту поездку…

— Не знаю?.. То не есть ответ рыцаря, пан Феликс, когда его приглашает панна!

Это было сказано так, что он не выдержал, рассмеялся:

— Бардзо дзенкуем…

Они договорились, что днем он заглянет в музей, куда она тоже скоро придет, сегодня у нее много работы… В дверях Дома культуры Айгуль помахала ему на прощанье ладошкой, и оттянутая мощной пружиной дверь гулко захлопнулась, пропустив внутрь ее тоненькую фигурку.

Феликс постоял с минуту перед карагачом, не прячась в его плотной тени и с наслаждением вдыхая уже наливающийся зноем воздух. Он втекал в легкие, пронизывая жаром все тело, и оно мало-помалу начинало казаться утратившим привычную прочность, готовым растечься, раствориться в раскаленных лучах. В этом было заключено, как ни странно, какое-то особенное ощущение… нирваны, вечности… слияния с миром… трудно определить.

Расстегнув на груди рубашку, Феликс направился к выходившей на площадь крыльцом чайной, но задержался перед небольшой, написанной от руки афишкой:

ВЕЧЕР

ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ

ОПЫТОВ

Пожелтевшая от солнца и пыли, афиша выглядела давнишней, хотя в уголке краской проставлено было завтрашнее число.