Ночь, прожитая трижды

— Когда кончится время, я сам скажу: «Это конец».

Цуканов и Карпец слушали молча. Качан привел последний довод:

— А как с дверью?! Она же стальная!..

Возьми врача… — Цуканов показал Игумнову на машину реанимации. Скажем: «Надо оказать первую помощь…»Врачу они откроют. В глазок видно: белый халат…

— Ну ты прямо Жеглов! — Игумнов покачал головой. — Навесить знаки Красного Креста!.. — Со стороны Игумнова это выглядело прямым чистоплюйством.

— А если там отморозки?! И вооруженные?!

Цуканов подумал не о жене, не о дочери с мужем — о внучке, тоненькой хитрющей змейке…

Если Коржаков или кто он там положит его — брюхатого — на пороге своей квартиры, останется ли он в ее памяти, когда она вырастет?!

— Не через такое переступаем, а тут… Подумаешь, две полоски крест на крест на белой тряпке… И вообще. Может вызвать с Петровки?! Коржаковато ищут они!

Но Игумнов уже решил.

— Брать будем мы. Без посторонних. Надо надо переговорить с Коржаковым и нигерийцем наедине… Потом передадим.

— Может им? — Цуканов кивнул на отъезжавшую машину.

— Нельзя. Этих мы не знаем. И неизвестно, как они поступят с нигерийцем.

Может кинут их на сотню-другую баксов тут же в Варсонофьевском. И выпустят…

— От сотнидругой и я бы не отказался… — Цуканов подмигнул.

Игумнов уже не слушал его, набрал номер на мобильнике.

— Алло… — Ему повезло. Старший опер МУРа Самарский оказался на месте. — Кто это?

— Это Игумнов. По поводу Коржакова…

— Что-нибудь новое?

— Я думаю, Коржаков сейчас у себя, на Варсонофьевском. Можешь подъехать?

— Считай: я уже в машине, Игумнов… — Старшему оперу нравилась грубоватая мужественная риторика.

— С одним условием: вы блокируете здание. Берем его мы…

* * *

Реанимобиль с раненным старлеемоборотнем и медиками отъехал.

Сразу вслед, поблагодарив ментов с железки, попрощавшись, отбыло Восемнадцатое. Вновь стало тихо.

Медленно потянулись минуты.

Самарский со своей группой отсутствовал. Что-то ему помешало. Он даже не позвонил. Зная условиях работы не исключалось, что старший опер МУРа едет куданибудь на задание и совсем в противоположную сторону от Варсонофьевского.

Между тем время не ждало.

Что-то вокруг все время напоминало о приближении рассвета, хотя небо оставалось попрежнему темным. Пара бродячих псов, привлеченных появлением людей, возникли поодаль в надежде поживиться.

Машина с Петровки все не появлялась.

Игумнов прошел в ночной подъезд.

— Я поднимусь посмотрю. Где его квартира?

— Я покажу.

Вдвоем с Карпецом, не вызывая лифт, они тихо поднялись на пятый.

Назад Игумнов вернулся с готовой схемой.

— На лестничной площадке нигде не укрыться. Все, как на ладони. Придется задействовать лифт… — Он кивнул заму. — Давай своего африканца.

— А он зачем?

— Подойдет к двери. Только не с врачем. С тобой…

Заместитель вздохнул.

— Может лучше мне?! — Качан как виновник предпочел бы видеть себя в главной и рискованной роли.

— Тебя знают. Пойдут Цуканов с курьером. Готов?

— Погоди…

Зам все делал основательно. Достал пистолет, обтер, передернул затвор. При солидном брюшке и бросающейся в глаза неповоротливости, Цуканов слыл отличным стрелком.

— Давай африканца…

Цуканов убрал пистолет в куртку, вернулся к машине…

Коренастый жилистый Уши Бат Сантес не мог понять, что от него требуется. Самочувствие его стабилизировалось, он больше не качался, не рыгал. Цуканов пристегнул его наручником за руку. Стараясь идти в ногу, повел к подъезду.

Игумнов взглянул на часы:

— Пошли…

В лифте поднялись все вместе.

Лифт был старенький. Останавливаясь, подъемник оглушительным поночному времени стуком известил весь дом о своем прибытии.

Медлить было нельзя. Цуканов с африканцем сразу вышли.

Поддерживая нигерийца, зам свернул к двери в квартиру Коржакова.

Вторая рука лежала на пистолете. Игумнов, Качан и Карпец остались в кабине.

— Звони! — Цуканов показал нигерийцу на кнопку звонка.

Уши Бат Сантес удивленно взглянул на него.

— Звони, звони…

* * *

Из ночной поездки генерал Скубилин не вернулся домой, приехал в Управление разъяренный. Он даже не заскочил на Комсомольскую Площадь Трех вокзалов, как это обычно делал. В Управлении сразу поднялся к себе.

Подполковникдежурный — худощавый, самолюбивый, в прошлом ответственный сотрудник Секретариата, переведенный из министерства — знал о приезде начальника. Сидел, как на иголках.

Характер генерала был хорошо известен. Как и его манера срывать зло на подчиненных.

То, что Скубилин не заглянул в дежурку, было плохим знаком. Выждав несколько минут, дежурный позвонил сам:

— Докладываю, товарищ генерал. Происшествий в ваше отсутствие не зарегистрировано. Замминистра генерал Жернаков просил позвонить ему домой, когда приедете…

Ответом было молчание.

Дежурный подождал, пока начальник Управления положит трубку, нажал на рычаг.

Генерал тем временем набрал номер замминистра.

— Борис Иванович… — Начальственный фальцет, каким он разговаривал у себя в Управлении, сразу исчез. — Скубилин. Просили позвонить…

— Да, Василий. Что там по Каширскому ходу? Что тебе докладывают?

— Я сам ездил. Там все подругому…

Я знаю. Дежурный по Главку обрадовал… — Жернаков несколько секунд находился в задумчивости.