– Что ж. Повторим попытку. Господин Крюге задержится, чтобы поговорить со мной. Через полчаса он ждет меня в музее факультета...
– Нам просто необходимо, чтобы на нашей стороне был кто-то, кто помог бы установить связь с Толле или найти его Пса... – чуть виновато пояснил Ким. – Других выходов на решение по-прежнему нет... Если вам и не удастся раскрутить Крюге, то вы сможете найти какие-то зацепки, увидеть что-то такое, что для полицейского с Прерии очевидно, и чего я – человек со стороны – в упор не вижу.
– А на вашего Густавссона вы, я вижу, не слишком-то полагаетесь? – ворчливо заметил Роше.
– Это – всего-навсего один человек. – Ким закрыл кейс и пожал плечами. – Семь лет в заключении. И темные пятна в деле...
– Ну что ж, не будем медлить... – Роше напялил шляпу вместо вешалки на собственную голову, одним глотком допил остывший кофе и поднялся с места. – Как говорится – удачи нам!
После ломки, вызванной введением ключа, на Пера навалилась тяжелая, тупая усталость. Он добрался до гостиницы – одной из огромных и безликих громад в центре города и, запершись в номере, проспал восемь часов. Слава богу, вычислить его по кредитной карточке, предъявленной автомату оплаты, а запоминать приметы очередного клиента в этом громадном, автоматизированном жилом комплексе было просто некому. Улей он и есть улей.
С раннего утра – такого же темного, как и ночь, на смену которой оно пришло, только чуть менее мокрого – он начал работать, придерживаясь, может не столько какой-то системы, сколько интуиции. Ниточек, за которые можно было бы ухватиться, в деле было пока до отвращения мало.
Ответы на запросы, сделанные Пером еще вчера, спокойно дожидались своего часа в памяти его блока связи. И наконец – дождались. Как и предвидел расконвоированный заключенный П-1414, назвавшийся псевдонимом абонент телефонного номера, записанного в листке из Атласа четырех миров, был на самом деле одним из его старых знакомых. Но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к похищению Гостя.
Хотя – как сказать, как сказать... Ниточки от Дела Шести Портов тянулись далеко... По крайней мере, от старого знакомого можно было получить справку о теперешнем положении дел... В этом смысле даже хорошо, если к Гостю этот старый знакомый не имеет никакого отношения. Но это – подождет, а сейчас...
А сейчас – собаки.
Науки бывают естественные, неестественные и противоестественные, – вспомнил Роше старую студенческую шутку.
Факультет Истории и Прогнозирования, занимавший огромный, причудливо построеннный корпус чуть поодаль от более скромных зданий кампуса, воплощал, по его мнению, единение всех трех ипостасей науки.
Начинающийся прямо в просторном холле музей поражал воображение огромными голографическими окнами – панорамами, в которых воспроизведены были сцены из жизни Прерии разных эпох ее освоения. Любой забредший на факультет посетитель воленс-ноленс – хоть краем глаза – должен был обозреть их.
Те залы музея, что посвящены были самым первым шагам человека по неприветливой планете, изобиловали образцами вооружения и оборудования кораблей Первопроходцев. Части кораблей, осуществивших Первые Высадки, были использованы в архитектуре музея, один из залов целиком воспроизводил одну из секций первой орбитальной станции, выведенной на орбиту вокруг планеты, а другой – устроители музея попытались оформить под интерьер малого жилого купола Первопоселенцев.
Основательно представлена была тема борьбы с природой дикой планеты и побед над неуправляемой стихией.
Победами этими не всегда приходилось особенно гордиться. Как и в большинстве Обитаемых Миров, интенсивное вторжение землян периода Второй волны космической экспансии Человечества привело к экологической катастрофе.
Защищенные мощными иммунопротекторами люди и животные не слишком пострадали от здешней микрофлоры.
Судьба Уэллсовских марсиан Первопроходцам не угрожала. Но зато аборигены Прерии – тысячи и тысячи видов живых организмов – животных, растений и вконец экзотических форм, никакой из земных классификаций не поддающихся – не выдержали атаки завезенных-таки с Земли, да и из других, открытых к тому времени Миров, микроорганизмов, спор, насекомых. А со временем в атаку пошли подработанные генетиками под местные условия злаки, за ними – мясные стада – и вот теперь только в витрине музея можно было лицезреть легендарное Дождь-Дерево, только в немногочисленных, отснятых, как назло, неспециалистами можно было увидеть заросли осьминожьих кустов, о которых со времен Первопроходцев ходили по всей Федерации и вовсе уж похожие на сказки истории. Победа земных видов в борьбе за биосферу Прерии была пирровой. С огромной скоростью началось превращение в болота озер и рек, массивы лесов стали угрюмыми чащобами мертвого леса. Стремительно пошло разрушение почвы, которую подняли в небо закружившие по планете пыльные бури.
Наступила эпоха черных зим. И без того неприветливая Прерия стала почти идеальным местом для размещения системы исправительных учреждений.