Ночь Пса

Топографию подземелья Пер помнил, а Тор чувствовал. Хуже приходилось Мепистоппелю. Ему не оставалось ничего другого, как, ломая ноги в темноте, поспевать за этими двумя. Он почти потерял ориентировку в путанице стальных лесенок, едва подсвеченных дверей и переходов. Но самым плохим было то, что Тор явно не стремился выбраться из этой чертовой ловушки. С каким-то варварским изяществом, не производя ни малейшего шума, он двигался по призрачному, потаенному краю к чему-то одному ему известному… И их таинственные противники тоже затихли — больше никто не палил и не орал во тьме. Но тихо топал, перебегая от укрытия к укрытию. Шуршал где-то поблизости. Опрокидывая попадающиеся на пути железяки… Стон. Это жутко действовало на нервы: Мепистоппель вытащил флягу и приложился к ней. Та предательски булькнула и опустела. Нервы Адельберто сдали, и он с остервенением запустил чертову стеклотару в темноту. Тьма отозвалась душераздирающим воплем. Вопль перешел в поток сдавленных проклятий, до боли Фюнфу знакомых. Он осторожно двинулся вперед и, чуть не сорвавшись в озеро по скользким ступенькам очередной лестницы, оказался на слабо освещенном молу.

Адвокат Гопник сидел, стараясь укрыться в темноте, зажимая раненое плечо объемистым, желтой бумаги пакетом. Желтая бумага пакета быстро пропитывалась кровью.

— Где вас черти носят в этих катакомбах?! — зло зашипел он, узнав в движущейся к нему тени своего старого знакомого.

За спиной Адельберто тут же возник Пер.

— Я же сказал, что напрасно вы швыряетесь бутылками! — шепотом заметил он, приседая на корточках около раненого адвоката. — Однако вас зацепило далеко не бутылкой…

Он вытащил из поясной сумки баллончик репарирующего биогеля и принялся распарывать рукав пропитанного кровью пиджака Гонсало.

— Бутылкой — тоже! — злобно сверкнул тот глубоко посаженным левым глазом.

Правый был почти не виден из-за быстро наливающегося синевой «фонаря», украсившего физиономию адвоката по темным делам.

— Осторожнее с пакетом! — шикнул Гопник на Густавссона, небрежно отбросившего сей предмет в сторону. Там ваши деньги, Фюнф. Я же принес вам откупные… Принимают господа — там, наверху — ваши условия… Принимают не глядя… А вы меня под пули подвели… И как таких дураков земля носит…

— В самом деле, почему вы так поступили со своим старым другом, господин Фюнф? — вкрадчиво прозвучал голос из темноты за его спиной.

И темноту эту вдруг залил ослепительный свет.

Ярчайшие прожектора полыхнули из-под сводов подземелья, превратив пятачок мола, нависшего над подернутым масляной пленкой озером, в подобие операционного стола. К ним добавились лучи карманных прожекторов, которые держали обступившие этот пятачок люди. Странные какие-то люди. А может, и не люди вовсе: свет слепил глаза Адельберто, а за кругом света тьма оставалась тьмой.

Только сгустилась, словно зажила какой-то своей жизнью.

— Потрудитесь бросить оружие и поднять руки, — продолжил Магир, делая шаг в залитое светом пространство. — Надеюсь, вы все хорошо понимаете, что при малейшей попытке сопротивляться вас изрешетят… Нам… Ох, черт!!!

Глаза Магира как-то странно округлились и растерянно забегали. И было отчего: неведомо откуда оказавшись в круге света, крепко держа свой меч, перед ним стоял Тор. А из тьмы неслышным кошачьим шагом выходил второй — точно такой же… И у боевиков, стоявших по обе стороны от Магира, тоже забегали глаза. Они тоже видели что-то…

И в это мгновение один из прожекторов — там, под сводами пещеры, — погас. Совершенно бесшумно, словно порыв ветра задул его. А потом в пещере раздался вой.

Жуткий, до кончиков ногтей пронимающий вой Пса. Даже Пер, которому такое было не в новинку, с трудом справился с охватившим его душу запредельным, каким-то леденящим страхом при звуке этого воя.

И Магир, и странные его спутники на миг потеряли ориентацию. И этого было достаточно. Меч сверкнул в руках Толле — теперь это был только один Тор, но оказавшийся совсем не там, где его искали взгляды странных противников. И один из них лишился головы и части плеча. Адельберто еще успел подумать, что это дико — человек с отрубленной башкой стоит и не валится с ног. И тут под ноги Рамона бросился Пер. И наступил полный бардак. Погас второй прожектор, потом сразу еще два. В наступившей тьме лучи карманных прожекторов бестолково метались по стенам, по химерическим, словно из дурного сна пришедшим металлическим сочленениям, по мгновенно исчезающим фигурам людей…

Страх, охвативший Мепистоппеля, страх остаться одному в этом чертовом бедламе толкнул его на что-то вроде подвига. Он закинул себе на шею не пострадавшую руку адвоката Гопника и, поднатужившись, ползком потащил его, пребывающего в полной прострации, неведомо куда — прочь с поля боя. Происходящее слишком напоминало дурной сон, чтобы хоть как-то сориентироваться в своих действиях. Ко всему еще и стрельба смолкла. А фонари — погасли. Все, кроме двух или трех, валявшихся на цементе причального мола.

Остались тьма и шорохи в ней.