Ночь. Рассвет. Несчастный случай

Покормив меня, она взяла поднос и поставила его на стол. Пока она придумывала себе работу, я разглядел, как она утомлена. Теперь я понял, почему она слишком много говорила: она была на пределе своих сил. За ее наигранным веселым настроением скрывалась смертельная усталость. Семь дней. После несчастного случая прошла неделя.

— Катлин! — позвал я.

— Да?

— Пойди сюда, присядь.

Она послушно уселась на край постели.

— В чем дело? — спросила она встревоженно.

— Я хочу тебя кое-о-чем спросить.

Она нахмурилась: «Ну?»

— Я тебя не узнаю. Ты переменилась. Ты столько говоришь. Почему?

По ее векам, по плечам пробежали дрожь.

— Столько всего произошло за неделю, — сказала Катлин, слегка покраснев. — Я хотела тебе рассказать обо всем. Не забывай, что я не разговаривала с тобой неделю.

Она взглянула на меня так, будто ее побили, и опустила голову. Потом она медленно, как автомат, несколько раз повторила тихим, усталым, лишенным интонации голосом: «Я не хочу плакать, я не хочу плакать, я не хочу…»

«Бедная Катлин, — подумал я. — Несчастная Катлин». Из-за меня она так изменилась. Катлин, такая гордая, Катлин, чья воля была самой сильной, а сила — чистой и непреодолимой. Непокорная Катлин, с которой готовы были вступать в схватку умные, решительные мужчины. Теперь у Катлин даже не было сил сдержать слезы, остановить поток слов.

Я изменил ее характер. А она хотела переделать меня! «Нельзя переделать человека», — говорил я ей еще вначале, говорил тысячу раз. «Ты можешь изменить чьи-то мысли, привычки, привязанности. Ты можешь изменить даже чьи-то желания, но не более того». «Мне довольно и этого», — отвечала она.

И битва началась. Катлин хотела во что бы то ни стало сделать меня счастливым, дать мне почувствовать прелесть жизни. Она хотела, чтобы я позабыл прошлое. «Твои прошлое умерло. Умерло и похоронено», — говорила она. А я отвечал: «Я сам — мое прошлое. Если оно похоронено, имеете с ним похоронен и я».

Она сражалась упорно. «Я сильная, — повторяла она. — Я справлюсь». А я отвечал: «Да, ты сильная, ты прекрасная. У тебя есть все, чтобы одолеть живых. Но сейчас ты сражаешься с мертвыми. Мертвых нельзя победить!» — «Увидим».

— Я не хочу плакать, — говорила она, опустив голову, словно под тяжестью всех мертвых, умерших со дня сотворении мира.

Я сказал, что человек не меняется? Я ошибся: еще как меняется. Мертвые всесильны. А Катлин отказывалась понять, что мертвые неуязвимы. Сражаясь со мной, она сражалась с ними.

Единственное дитя богатых родителей, она была решительной и настойчивой. Ее упорство было просто наивным. Катлин не привыкла проигрывать сражения. Ей казалось, что она может стать моей судьбой.

Однажды я спросил ее, любит ли она меня. «Нет», — ответила она гневно. И это было правдой, она не лгала. Истинно гордые не лгут.

Наше взаимопонимание ничего общего не имело с любовью. По крайней мере, сначала. Позже, да, но не в первые дни. Что нас связывало — именно то и разъединяло. Катлин радовалась жизни и любви, у меня же сама мысль о жизни и любви вызывала острый стыд. Мы оставались вместе. Катлин не могла отступить, а я наблюдал за ней. Я смотрел, как она пыталась пробиться сквозь холодную неизменную реальность, с которой она сперва столкнулась в моих словах, а потом в моем молчании.

Мы много путешествовали. Дни были насыщены, часы заполнены. Мы вновь ощущали течение времени. Если Катлин любовалась прекрасным рассветом, она всегда знала, как сделать, чтобы я разделил ее восторг. На улице она первая замечала красивых женщин. Дома она показала мне, что и тело может служить источником наслаждения.

Тогда, в самом начале, я избегал ее поцелуев. Мы были вместе, но наши губы никогда не встречались. Что-то заставляло меня избегать прикосновения ее губ. Я как будто боялся, что она переменится, если я ее поцелую. Несколько раз Катлин порывалась спросить меня, в чем дело, но она была слишком горда. Потом, мало-помалу я махнул на себя рукой. Каждый поцелуй заново открывал старую рану. И я понял, что все еще подвержен страданиям, что по-прежнему отвечаю на зов прошлого.

Наш роман продолжался целый год. Отпраздновав первую годовщину со дня нашей встречи, мы решили расстаться. Поскольку опыт не удался, не было смысла его продолжать.

В ту ночь ни один из нас не спал. Вытянувшись рядом, измученные, мы молча дожидались утра. Лишь на рассвете она притянула меня к себе, и в темноте наши тела переплелись в последний раз. Час спустя, все так же молча, я встал, оделся, и, не прощаясь, вышел из комнаты. Я даже не обернулся.

Снаружи жгучий утренний потер хлестал в стены домов. Улицы были еще пусты. Где-то скрипнули дверь. Одинокое и бледное озарилось окно. Было холодно. Мои ноги охотно пустились бы бегом, но я заставлял себя идти медленно: я не хотел поддаваться малейшей слабости. Мои глаза слезились, должно быть от холода.

— Я не хочу плакать, — сказала Катлин, качая поникшей головой.

«Бедная Катлин, — подумал я. — И тебя изменили мертвые».