Ночь. Рассвет. Несчастный случай

Я сказал ей, что когда был ребенком, я жил в постоянном страхе забыть имя моей матери после того, как умру. В школе мой учитель говорил мне: «Через три дня после того, как тебя похоронят, придет ангел и постучит три раза по твоей могиле. Он спросит: как твое имя? И ты ответишь: я Элиэзер, сын Сары. Горе тебе, если ты позабудешь! Погибшая душа, ты останешься погребенным навеки. Ты не сможешь предстать перед судом и узнать, где твое место — в раю, или в преисподней, среди тех, кто слишком долго ждет искупления. Ты будешь осужден скитаться среди хаоса, где не существует ничего: ни наказания, ни боли, ни правосудия — ни несправедливости, ни прошлого, ни будущего, ни надежды — ни отчаяния. Это страшное преступление — забыть имя своей матери. Помни Элиэзер, сын Сары… сын Сары… Сары… Сары…»

— Сара — это имя моей матери, — сказал я. — Я не забыл его.

Тело Катлин выгнулось, словно привязанное к невидимому столбу. Она опасалась, что недостаточно страдает. Но тогда ей не следовало использовать то состояние, в котором я находился, чтобы толковать мое молчание, добывать имена, которые я хранил в тайне. Мою маму звали Сара. Я никогда не говорил о ней. Я любил ее, но ни разу не сказал ей об этом. Я любил ее с такой силой, что почти не глядел в ее сторону, чтобы она не догадалась. Да, она умерла. Она ушла в небеса рядом с моей бабушкой.

— Сара, — сказала Катлин надтреснутым голосом. — Мне нравится это имя. Звучит, как в Библии.

— Мою мать звали Сара, — снова сказал я. — Они умерла.

Лицо Катлин исказилось от боли. Она походила на колдунью, которая потеряла свое настоящее лицо, потому что надела слишком много масок. Буйное пламя пылало вокруг нее. Внезапно она вскрикнула и начала плакать. Мама… я никогда не видел, как моя мама плачет.

Сара.

Так звали еще и девушку с голубыми глазами и золотистыми волосами. Я встретился с ней в Париже задолго до того, как познакомился с Катлин.

Я сидел в уличном кафе неподалеку от Монпарнаса и читал газету. Девушка пила лимонад за соседним столиком. Она пыталась привлечь к себе мое внимание, отчего я краснел. Она заметила это и улыбнулась.

Смутившись, я не знал, как себя держать. Куда девать голову, руки, как скрыть мое замешательство. Наконец, я не вытерпел и заговорил с ней.

— Вы меня знаете?

— Нет, — ответила она, покачав головой.

— А я вас знаю?

— Вряд ли, — сказала она насмешливо.

Невольно я начал заикаться: «Тогда… почему? Почему… почему вы на меня так смотрите?»

Она не то вздрогнула, не то засмеялась, а может, вздохнула. «Просто так», — ответила она.

Проклиная свою застенчивость, я погрузился в газету, стараясь позабыть о светловолосой девушке и скрыться от пристального взгляда ее невинных глаз, от ее печальной улыбки. Буквы плясали передо мной, слова двигались с места на место, и я не мог уловить их смысл. Я хотел подозвать официанта, чтобы расплатиться и уйти, когда девушка, странно улыбаясь, заговорила со мной.

— Ты кого-нибудь ждешь?

— Нет, — сказал я.

— Я тоже.

С этими словами она взяла свой бокал с лимонадом и подошла к моему столику.

— Ты один? — спросила она.

— Нет, — ответил и, краснея еще больше.

— А тебе не одиноко?

— Ничуть.

— Правда?

Она явно мне не поверила. А ее улыбка, словно свидетель нашего разговора, притаилась где-то на ее лице. В глазах? Нет. Ее взгляд был холодным, испуганным. На губах? И не там. У нее были чувственные, усталые губы, с жесткими складками в уголках. Где же она тогда, эта улыбка? Где-то между лбом и подбородком, но я не мог определить, где именно.

— Правда? — повторила она, — ты не чувствуешь себя одиноким?

— Нет.

— Как тебе удается?

— Не знаю, — выпалил я. — Не знаю. Я много читаю.

Девушка сделала глоток, подняла голову и рассмеялась мне в лицо. Я заметил, что тем временем ее настоящая улыбка исчезла. Быть может, она проглотила ее.

— Хочешь, пойдем в постель? — спросила она все тем же тоном.

— Сейчас? — воскликнул я в изумлении. — Днем?

В моем представлении то, о чем она говорила, было делом сугубо ночным. Мне казалось, что лечь с женщиной в постель днем — все равно, что раздеться посреди улицы.

— Именно, — ответила она. — Хочешь?

— Нет, — быстро сказал я.

— Почему?

— Я… у меня нет денег.

С минуту она рассматривала меня насмешливым и понимающим взглядом человека, который все знает и все готов простить.

— Неважно, — сказала она, помолчав. — Заплатишь как-нибудь в другой раз.

Мне стало стыдно. Я испугался. Я был молод и совершенно неопытен. Я боялся, что не сумею сделать, как надо. Но больше всего я боялся того, что будет потом. Я никогда уже не буду таким, как прежде.

— Ну? Так хочешь?

Прядь волос спадала на ее лоб. Снова эта улыбка. Я не знал, первая ли то улыбка, или та, что ее заменила, настоящая она или поддельная.

— Да, — ответил я, — хочу.

Я подумал: «У этой девушки самая неуловимая улыбка, какую я когда-либо видел. Наверное, она и сама об этом не ведает. Может быть, пока я буду спать с ней, мне удастся поймать эту улыбку».

— Позови официанта, — сказала она.