— Я очень хотел, чтобы ты вернулась. Всю ночь думал о тебе. И раньше тоже, но сегодня — особенно. Как чувствовал, что ты рядом. Целую неделю сижу тут взаперти и ничего не знаю о делах на воле. Но о том, что случилось до шестнадцатого февраля, ты услышишь. С четвёртого января, когда Лёвка завернул ко мне на дороховскую заправку и сообщил о существовании банка данных, содержащего взрывоопасный компромат на высокопоставленных служащих МВД, которые крышуют криминальные группировки… Я не смог отказать ему и пообещал помочь. Я сделал всё для того, чтобы выполнить своё обещание. Многое удалось узнать, но в последнее время Фортуна нам изменила. Похоже, у «оборотней» сдали нервы, и они пошли ва-банк. Теперь я не могу добраться до досье, не могу более с ним работать. И каждый день промедление может оказаться роковым. Ведь пока материалы не выложены в Сеть и не переданы по назначению, есть вероятность полного провала. Эти самые «оборотни» в любой момент могут, пользуясь немалой своей властью, просто прочесать те ячейки в камерах хранения, которые не открывались за последнюю неделю. Это не так уж трудно сделать. С их полномочиями — просто пустяк. Если они ещё не предприняли этого…
— Они ещё не обнаружили досье, Артур.
Сибилла положила Тураеву руки на плечи, надавила нежно, но сильно, будто мешая подняться.
— Это сделаю я. Они оставили меня без мужа, похитили сына, загнали в подполье тебя. Но осталась я, которая воздаст им сторицей. И ты, Артур, будь свидетелем этой клятвы. В декабре я срочно покинула свою семью, чтобы больше уже никогда не увидеть её в полном составе! Дело моё провалилось там, далеко на юге, и за это время в Москве мне было нанесено ещё два страшных удара. По-моему, хватит! Скажи, что нужно делать — для того я и встретилась с тобой сегодня. Мы действительно должны торопиться, потому что, не найдя тебя, не получив желаемого, «оборотни» примутся за твою мать. Она — первая кандидатура в заложники. Кроме того, они всё знают о твоей подруге Ирине и вашей дочке. Надеются выманить тебя таким образом, если не выйдет иначе. У меня есть источники в ваших силовых структурах. Я знаю, что говорю, но позволь их не раскрывать. Для того чтобы сорвать жуткие планы, нужно действовать молниеносно. И ради нашего общего успеха ты должен вспомнить всё до мельчайших подробностей. Говори, что хочешь, а я буду слушать…
Артур, прижав Сибиллу к себе, глядя на зашторенное окно поверх её головы, начал рассказывать — сначала шёпотом, потом — вполголоса. Он шаг за шагом проходил снова весь этот страшный, скользкий, коварный путь, когда камни прямо из-под ног летели в пропасть, а на голову в любой момент могла сойти лавина.
Он снова штурмовал сияющую в голубой вышине снежную вершину, до которой, судя по всему, добраться ему не суждено. Он останется на ненадёжном уступе и будет, зажмурившись, стоять над пустотой, рискуя в любой момент присоединиться к погибшим. Каждым своим словом он будто бы вбивал в отвесную стену крюк, цеплялся за него, подтягивался очень медленно; но всё же полз к вершине. А до неё было всё так же далеко.
Осторожно ставя ногу на лёд, перед каждым шагом пробуя твёрдость опоры, Тураев припоминал мельчайшие подробности этих самых семи недель и готовил плацдарм для Сибиллы. А она слушала — молча, внимательно. Иногда кивала головой или удивлённо поднимала брови. И тогда Артур возвращался к началу, указывал на огрехи, сетовал на непруху. И доказывал, не только Сибилле, но и себе, что иначе было нельзя. Туманы клубились в расселинах между гребнями скал, и садилось за самым высоким пиком очень яркое солнце. А он продолжал восхождение, пока, наконец, не оказался в «Гелендвагене» у Павелецкого вокзала.
— Вот и сижу я здесь уже неделю. Смотрю телевизор, слушаю радио. Столько наших погибло, а я штаны протираю! Они в любом случае были НАШИМИ, потому что восстали против произвола, против всей этой мерзости! Первые дни вообще не мог есть, только пил какие-то отвары — хозяйка присылала с сыном. Насчёт Стефана знаю только, что он был арестован тем же вечером. И что сдала его мать приятеля, у которого твой сын пытался скрыться. Его ведь обвинили в убийстве женщины, а та поверила, испугалась. Правда, потом обвинения сняли. Объявили, что Стефан освобождён. Так я и считал, но позавчера мои родители случайно встретились на вечеринке. И мать попросила отца передать мне, что Стефан исчез. Видимо, уже после того, как его выпустили. Не забывай, что на «оборотней» работает одна из самых опасных банд. От слова «Серебряные» у бывалых «братков» животы схватывает. Теперь менты за Стефана как бы не отвечают. Да, обвинили понапрасну, но потом извинились, освободили. А что дальше произошло — не их дело…
— Да, ни в одном московском следственном изоляторе его нет. — Сибилла уселась по-турецки на тахту.
Она не плакала, но тусклый, будто перегоревший голос был куда страшнее и выразительнее слёз.