Ночь с четверга на пятницу

Истинная причина выпирала, как яйца бульдога. Артур теперь не был «сынком», он стал сыном. Сыном человека, которого в ту пору могли даже расстрелять. И не отрёкся от него. Нора Мансуровна едва уговорила Артура сохранить её фамилию, а он хотел демонстративно вернуть отцовскую. За такую недальновидность молодой юрист мгновенно лишился места в сырьевом Министерстве, а после его уже не брали даже в занюханную контору на нищенский оклад. Ходатайства отчима тоже оставались неуслышанными — мэр не пожелал портить отношения с Президентом.

Нашёлся всего один человек, не пожелавший дудеть в общую дудку — судья из Химок Гавриил Степанович Старшинов. Он-то и пригрел у себя бывшего практиканта, вернув ему, пусть не нацело, веру в людей. С тех пор Артура как подменили — он ни разу не напился, не подрался, не валялся на ковре с несколькими шлюхами сразу. Повзрослевший, даже постаревший ещё до тридцати лет, он смотрел на всех глазами цвета горького чёрного кофе; и улыбка очень редко, совсем ненадолго трогала его сухие губы.

Но до тех пор в его жизни появилась Сибилла Силинг. На новогоднем дипломатическом приёме она сопровождала своего отца Харальда Юхансона. Тот на всю жизнь остался вдовцом Кармен-Кристины Вальдес, и других женщин для него не существовало. Сухопарый, голубоглазый, с редкими рыжеватыми волосами и выпирающей нижней челюстью, он ходил прямо, печатая шаг, и голову держал так, будто на ней была корона. Неизменные очки в золотой оправе и старинный фамильный перстень на руке дополняли полусказочный образ Харальда, внушали уважение к нему.

В его доме царил настоящий культ покойной Кармен. Она улыбалась с фотоснимков и портретов, её голос звучал из динамика магнитофона, а после всё это перекочевало в файлы компьютера. Говорить о Кармен Харальд мог часами — если, конечно, располагал временем. Он неплохо рисовал, и главными его моделями были жена с дочкой. Сибиллу отец обожал, хоть и обращался с ней подчёркнуто сдержанно. И она, частенько подтрунивая над «старичком», с трогательной заботой обихаживала его. Готовила, стирала, отстранив прислугу, лечила во время болезни; и на приёмах сопровождала, как верная жена. Надо сказать, из них получилась блестящая пара — несмотря на разницу в возрасте.

… Райников вздрогнул, заметив на обочине трассы гаишника с жезлом, в форме, и внешне ничем не примечательного. Но рядом не было ни пикета, ни даже машины ДПС. Райников закусил губу, весь подобрался, как перед прыжком в ледяную воду, понимая, что останавливаться нельзя. Он ничего не нарушил, а, значит, готовится провокация или нападение. Нужно гнать до первого же поста и только там остановиться, если сейчас этот амбал в салатной светоотражающей накидке взмахнёт жезлом.

Но амбал тормознул кого-то другого, и Райников, вытирая пот со лба, перевёл дух. Хорошо, что Сибилла не видит, — вот бы посмеялась! Она-то, кажется, ничего в жизни не боится. С ней бы посоветоваться после Артура; так неизвестно, когда вернётся. И уж точно скажет, что на хрен решать чужие проблемы, да ещё какие — бандитские!..

Тот приём был в стиле «самый формальный», и Марк Райников долго искал фрак для сына, так как в пиджаках туда не пускали. В конце концов, фрак, галстук-«бабочку» и чёрные лаковые туфли взяли напрокат. Любое дело требует тренировки, чтобы не пропали навыки, и потому отец старательно готовил сына к отъезду в Грецию. Он не упускал случая, чтобы проверить, усвоил ли Лёва тонкости поведения в высшем обществе. Кроме того, сына требовалось срочно женить — этого требовали условия командировки. Даша, конечно же, обрадовалась и занялась предсвадебными хлопотами.

Они подали заявление, и к моменту начала кремлёвского приёма до регистрации оставался месяц. Но всё Дашино счастье рухнуло в тот миг, когда на представительском «Вольво» с расчехлённым флагом Швеции пожаловал господин Юхансон в сопровождении дочери.

Сибилла появилась в зале, и тотчас рядом с ней потускнела позолота, померкло море огней, и весь громадный зал словно съёжился. Молодая женщина была в длинном платье голубого с изумрудным отливом бархата, и великолепном бриллиантовом колье. Но даже эти украшения не могли поспорить с её светящимся изнутри лицом, с похожими на звёзды глазами. Меха и перчатки до локтя были выдержаны в одной серебристой гамме. Вела себя Сибилла сдержанно и скромно, как всегда на людях, и будто бы стеснялась слишком уж откровенного декольте.

Сибилле не требовалось соблазнять мужчин голым телом и откровенно-призывными жестами. В её вежливо-равнодушном взгляде не было ничего от желания понравиться. Она стала бы главной здесь, появившись в монашеском одеянии или в рубище нищенки — такова была сила обаяния этой величественной Снежной Королевы, почтившей своим присутствием реальный мир. Но всё-таки под её персиковой кожей струилась живая кровь, и Льву Райникову захотелось дотронуться до её тёплого локтя над бархатной перчаткой.