Ночь с незнакомцем

– В Москве люди живут деньгами, Зу. Карьерой, наживой, стремлением стать лучше… Лучше себя, лучше других, лучше всех… Там бешеный темп, там как в море во время прилива, Зу. Остановишься не в том месте, и тебя снесет. Москва для сильных. Для тех, кто готов идти по головам.

– А ты готов?

Мы остановились, посмотрели друг на друга. Теперь, когда свет фонарей не долетал до нас, видны были только очертания, резкими мазками выделяющиеся из темноты. И приходилось дорисовывать в своей голове остальные черты лица.

– Я не знаю, Зу, готов ли я. Но как ты сказала: для меня многое, что тебе непонятно, обыденность. И иногда ты перешагиваешь через человека и даже не понимаешь этого.

Я отвернулась, хмурясь, посмотрела вперед. Да, так бывает. На каждом из нас отпечаток того места, где мы живем, его законов, его ритма. В каждом из нас родительский голос, который в какой-то момент становится нашим внутренним, а потом дорастает уже личными мыслями, целями… И все равно – все взаимосвязано. И все равно – нужно пытаться быть человеком. Так ведь?

– Вон там волнорез, – указала я рукой, – чуть-чуть осталось.

Мы молча прошли к высоким сводам волнореза, уселись чуть поодаль на песок, усеянный мелкой галькой. Эл взял шампанское, покрутил в руках, начал откручивать проволочку, стягивающую пробку.

– Хочешь шампанского, Зу?

– Не очень, – призналась я. Он помедлил, поставил бутылку позади нас. Мы уставились на море. Появился легкий ветерок, теплый, приятно трепал волосы.

– Папа в детстве меня часто сюда приводил. Ему нравилось, что тут тихо. Он говорит, это очень важные моменты в жизни, когда есть ты, природа и настоящий момент.

– Правильно говорит, – кивнул Эл, – у меня такое в горах было. Очень помогает перезагрузиться. Вы с отцом близки, да, Зу?

Я улыбнулась краем губ.

– Да. Ближе, чем с мамой. Нет, я знаю, что она меня любит, но… – я немного подумала. – Она взяла на себя слишком большую ответственность. Знаешь, она техник, и у нее все по полочкам. И весь мир вокруг должен быть по полочкам. А так не получается… Папа не такой… Он творческий, ему это неблизко. Он говорил, мама раньше тоже была простой, беспечной… И что ей с ним не повезло, – я грустно улыбнулась. – Потому что жизнь… ну это сложно. Потому что муж, дети, родители, работа, быт – когда все это оказывается на одних плечах, тем более женских, – даже самое большое счастье становится невыносимой ношей.

– Почему же отец не разделил с ней все эти заботы?

– Он пытался. Просто ей проще сделать самой, потому что он в ее понимании не дотягивает, понимаешь? – я посмотрела на Эла. – Он работал в школе учителем труда, потом стал вырезать из дерева очень красивые и сложные вещи, продавать их туристам. Но он не способен быть на том уровне, на каком хотела бы видеть его мама. Когда-то она надеялась, что он изменится, все изменится…

– Но оно не изменилось, – кивнул Эл. – Так и осталась обычная жизнь, заваленная рутиной. Неужели ты хочешь так же, Зу?

– Нет, – мотнула я головой. – Не хочу.

– Поэтому и пришла сюда сегодня подумать?

Я промолчала, вздыхая. Сложно все как. Когда говоришь о ком-то, все кажется простым, понятным, все можно разложить по полочкам. Когда дело доходит до тебя, всплывает множество подводных камней. Они тянут… Но к сожалению, у камней свойство тянуть только вниз – на дно.

Мы помолчали, думая о своем, потом я нерешительно повернулась к нему.

– Хочу подарить тебе кое-что, – сняла с шеи веревочку. – Дай руку.

Эл протянул ее ладонью вверх.

– Это мой папа вырезал из дерева. Бегущая волна, – чувствуешь?

Он пощупал пальцами кулон.

– Чувствую. Спасибо, Зу. Это, правда, ценный подарок. Наденешь?

– Конечно, – я забрала кулон, Эл наклонил голову, а я аккуратно надела веревочку, расправила на шее и почему-то не убрала руки. Он поднял на меня взгляд. Сейчас мы были снова слишком близко, так же близко, как в баре, только по-другому. Мои руки лежали на его шее, и его кожа казалась такой горячей, как и дыхание на губах, когда Эл приблизился ко мне еще ближе. Сердце замерло, отказалось стучать. Это же… Мы же сейчас… Мы с ним…

Сбоку раздалось шипение, но не успела я сообразить, что это, как с резким хлопком пробка вылетела из бутылки, и шампанское полилось щедрой пенистой струей. Эл схватил бутылку, попытался зажать пальцами, отчего шампанское разлетелось брызгами в разные стороны. Я не выдержала и засмеялась, размазывая по лицу сладкие капли. Не знаю, почему было так смешно, но я смеялась и не могла остановиться. Эл рассмеялся следом за мной, продолжил брызгать, и я наконец заверещала, вскакивая и отбегая в сторону. Он бегал за мной по пустому ночному пляжу, утопая ногами в песке и от этогопериодически спотыкаясь, и брызгал, а я убегала, продолжая заливисто смеяться.

Наконец Эл остановился, опустил бутылку на песок, я подбежала к нему.

– Надеюсь, тебя тоже залило, – схватила его за руки, они были липкими, коснулась лица… Эл поцеловал мои пальцы, и я замерла, резко перестав смеяться. Хотела убрать руки, но он взял их в свои.